Моисей Наумович и Генриета Зиновьевна.
1950-е.
1950-е.
Я не знаю, как мои родные поселились в этой комнате – тете ли дали эту комнату, когда она попала в Москву, и потом к ней переехал мой дед, Моисей Наумович Сандомирский, с женой Генриетой Зиновьевной, или комнату дали деду с семьей, а тетя поселилась у них. Второе кажется мне более вероятным, т.к. комната была довольно большая, ее вряд ли бы дали одному человеку. Возможно, изначально это была комната Сандомирских.
Кое-что проясняют справочники «Вся Москва» за 1923 – 1936 годы. Из них можно узнать, что уже в 1923 году Яков и Наум Сандомирские жили в Москве в статусе «постоянных жителей» и управляли аптеками. Это было время НЭПа, и в Москве организовали так называемое Аптекоправление – «Правление московскими национализированными объединенными аптеками», с главной конторой на Никольской, 11. Аптекоправление находилось в ведении Мосздравотдела. Трудно сказать, брали ли они эти аптеки в аренду или только назначались управляющими, но интересно, что в 1923 году их домашние адреса совпадают с адресами аптек в управлении, причем оба адреса – 1 этаж. Возможно, сперва они открывали свои аптеки в собственных квартирах или комнатах, а потом, после расширения, для житья перебирались в другое место. В 1927 году Моисей поселился в бывшем квартире (комнате?) Якова, и жил там по крайней мере до 1930 года.
Яков Наумович
Моисей Наумович
Домашний адресМесто работы
Домашний адрес
Место работы
1923
Трубная пл., 2/20Упр. аптекой там же
Садово-Каретная, 2/7
Аптека в аренде там же
1925
Чистопрудный б-р,15-13
Упр. аптекой 26, Трубная, 2/20 (угол Трубной и Неглинной, круглосуточно)
Пом. Рипленбейм Абр. Лаз.
Нет данных
Упр. аптекой 27
Садово-Каретная, 2/7 (угол Садово-Каретной и Божедомки, круглосуточно)
1926
Просвирнин пер., 7-1 (доходный дом Гургенадзе, 1914).)Упр. аптекой 40, Тверская, 18 (Мосздрав
Нет данных
Нет данных
1927
Чистопрудный б-р,15-13
Упр. аптекой 40, Тверская, 18 (Аптекоправление)
Прож. Просвирнин пер., 7-1
Аптекоправление
1929
АптекоправлениеУпр. аптекой 13
Сенная пл., 2/1, круглосуточно
1930
1936
Упр. аптекой 12, угол Земляного вала и К. Маркса, 1/4Нет данных
1941
Маросейка, 13-12
Дальше о тете
Когда я пошел в школу, то до шестого класса жил у бабушки на Ленинском проспекте, потом переехал к отцу в Вешняки и приезжал к ней на выходные – ночевал с субботы на воскресенье. По субботам тогда учились.
Тетя приезжала к бабушке утром в воскресенье. Иногда я уже не спал, и тогда встречал у дверей, обнимал и почти приподнимал - она была очень худая, все время сидела на диетах, по утрам несколько часов делала зарядку. Ей тогда было под семьдесят. Но чаще она приезжала раньше, когда я еще спал на диване в большой комнате. Я открывал глаза и видел ее сидящей в красном кресле с деревянным подлокотниками с шитьем - бабушка всегда сразу вручала ей какую-нибудь штопку. Кресло специально притаскивалось из маленькой комнаты и ставилось на середине комнаты спиной к окну - чтобы было больше света. Но сначала она принимала ванну – такой роскоши у себя дома она не имела никогда в жизни. В этом кресле, как мне теперь видится, она проводила весь день. Покончив с шитьем, принималась за какой-нибудь литературный журнал - бабушка их выписывала и еще приносила из библиотеки. Время от времени тетя быстро засыпала и сидела с приподнятой головой и приоткрытым ртом. Бабушка кивала мне на нее - вот, мол, ВэЗэ... Они были очень привязаны друг к другу, их объединяло общее горе, гибель моей мамы, и общая любовь и главная забота жизни - я.
Они очень переживали за мое здоровье. Тетя чуть не всякий раз профессионально ощупывала мою печень, а бабушка выписывала журнал "Здоровье", напитывала меня витаминами и следила за весом, чтобы я не был слишком худым.
Потом мы обедали и вскоре тетя уезжала, а с ней и я – потому что она всегда приезжала и уезжала на такси. Заказывать такси тогда было сложно, его брали на стоянке или ловили. Стоянка была недалеко от ее дома, на Старой площади, там, где теперь памятник Кириллу и Мефодию. Но возле бабушки стоянок не было, поэтому на обратный путь такси надо было ловить. Мы переходили Ленинский проспект и останавливались голосовать на его дублере, на углу улицы Ляпунова. По дублеру такси ехали медленно, а по проспекту – быстро, и могли не остановиться. Таксисты тогда были капризными, пассажиров выбирали. Ждать обычно приходилось недолго. Тетя садилась к водителю, а я назад. Кататься на такси мне нравилось. По Ленинскому проспекту через улицу Димитрова (сейчас снова Якиманка) доезжали до Малого Каменного моста и сворачивали направо, на набережную, теперь там поворота нет. Потом на Москворецкий мост, мимо гостиницы Россия по …. , где теперь одностороннее движение, сворачивали налево на проезд Серова и поднимались до ул. Хмельницкого. У метро пл. Ногина, возле той самой аптеки, где когда-то заведовала моя бабушка Генриетта, меня высаживали, а тетя ехала дальше, до длинного проезда, ведущего к дому 13. Когда-то он назывался Маросейский тупик, но дворами можно было пройти в Малый Комсомольский переулок (а ныне и ранее - Малый Златоустьинский), там был мой детский сад.
На дореволюционной фотографии, сделанной с Маросейки, виды наши окна на последнем этаже - два правые тетины, два левые наши с отцом. Справа видна вывеска на знаменитом чайном магазине Роживю, имевшего в Москве семь магазинов, а здесь, в доме Тушниной, располагался магазин № 1 и главный склад цейлонского чая. В мое время это уже был магазин "Пищевые концентраты". Пахло там восхитительно и непонятно - пряностями, сухими супами. Слева внутри стоял странный круглый ларек, в котором торговали овощами и фруктами.
Собственно, это была одна комната, разделенная фанерной перегородкой в длину. Против окон была дверь, перед ней устроен небольшой тамбур с дверьми в наши части комнаты. Иногда отец подтягивался на притолоке двери, у него были сильные руки и пальцы. Держась пальцами, он поднимал ноги и просовывал надо головой.
Это была коммунальная квартира с пятью комнатами, ванной, кухней и туалетом. Из кухни вела черная лестница. Доходный дом Лобозева построил в 1905 году архитектор Нирнзее, автор четырех десятков доходных омов в Москве, включая первые небоскребы о восьми этажах. В нашем доме было шесть этажей. Имя владельца Помню лепнину на очень высоких потолках. В доме имелся лифт, ездивший также и на чердак, где выходить из него надо было с другой стороны. Там, кажется, тоже кто-то жил.
Ванна в ванной считалась грязной и в ней не мылись. Меня мыли в тазу рядом с ней, а в туалет не водили - сажали на горшок посреди комнаты.
Возле кухне жил человек, которого бабушка и тетя называли шизофреником, он однажды ударил отца. Я думал, что это его фамилия и он поляк - как Коперник. В комнате у входной двери жила добрая старушка. В следующей семья с сыном Толей, которого считали придурковатым - он любил включать в ванной воду и долго держать под струей руки. И в последней комнате жили старичок со старушкой. Между их комнатой и нашей была еще одна комнатка, и даже с окном, но ее использовали под общую кладовую.
Вот план квартиры.
Это была коммунальная квартира с пятью комнатами, ванной, кухней и туалетом. Из кухни вела черная лестница. Доходный дом Лобозева построил в 1905 году архитектор Нирнзее, автор четырех десятков доходных омов в Москве, включая первые небоскребы о восьми этажах. В нашем доме было шесть этажей. Имя владельца Помню лепнину на очень высоких потолках. В доме имелся лифт, ездивший также и на чердак, где выходить из него надо было с другой стороны. Там, кажется, тоже кто-то жил.
Ванна в ванной считалась грязной и в ней не мылись. Меня мыли в тазу рядом с ней, а в туалет не водили - сажали на горшок посреди комнаты.
Возле кухне жил человек, которого бабушка и тетя называли шизофреником, он однажды ударил отца. Я думал, что это его фамилия и он поляк - как Коперник. В комнате у входной двери жила добрая старушка. В следующей семья с сыном Толей, которого считали придурковатым - он любил включать в ванной воду и долго держать под струей руки. И в последней комнате жили старичок со старушкой. Между их комнатой и нашей была еще одна комнатка, и даже с окном, но ее использовали под общую кладовую.
Вот план квартиры.
Попав в Москву, тетя, видимо, перетянула к себе сестру Генриетту. Но возможно, что Генриетта уже жила в Москве со своим мужем Моисеем Наумовичем Сандомирский, то есть изначально это была комната деда.
Так или иначе, но все они жили в одной комнате на ул. Маросейке, дом 13, кв. 12. Для меня это всегда была ул. Хмельницкого, но так ее назвали только в 1954 г., в честь празднования трехсотлетия воссоединения Украины и России. В 1990, в честь их грядущего разъединения, улицу переименовали обратно.
Возможно, сначала это была одна комната, впоследствии разделенная на 2 половины. В правой половине жили родители моей мамы Ирина. У них до моей мамы была еще дочка Лена, но она умерла совсем маленькая. Обе были поздними детьми, моя мама родилась в 1940, когда Генриетте было 40 лет, а Моисею – около 45.
О своем деде, Моисее Наумовиче, я знаю очень мало. Осталось всего несколько фотографий, в том числе две дореволюционные. Одна из них сделана в Полоцке Витебской губернии, в одном из двух полоцких фотоателье – ателье Юдель Рубинович Берманта, расположенной в доме Левина по Витебской улице. Другая полоцкая фотография находилась на той же улице, в доме Гордина.
Судя по фотографии деду лет 17-18, поэтому я думаю, что и родом он из Полоцка.
Вторая, более поздняя, фотография сделана в Евпатории, в ателье Н.Я. Зейферта, на ул. Лазаревская (ныне Революции), в доме Якубовича. Возможно, он был там на отдыхе. http://www.rusalbom.ru/foto-atelie.html На второй фотографии ему лет 25, поэтому родился он, судя по всему, в начале или середине 1890-х годов.
В нашей семье хранится книжка Люси Аргутян (Люси Александровны Аргутинско) (1897— 1958) «Огненные годы». Книжка надписана автором: «Старому приятелю и одному из героев моей книги Моисею Наумовичу на память о прошлых днях». Аргутинская была тифлисской армянкой, служила сестрой в составе Санаторно-питательного отряда имени «Русских техников». Отряд был организован при Союзе российских городов в Туапсе, имел отделения на Юге России (санатории, общежития). Отряд действовал на турецком фронте и после Февральской революции был отрезан вместе с воинскими частями от тыла снежными заносами возле Фама, курдского селения в районе Эрзрума. Отряд состоял из «питерского и московского революционно настроенного студенчества». Относились ли к нему братья Сандомирские? В другом месте отряд «техников» называется армавирским, еще в другом упоминается армавирское отделение туапсинского отряда «техников». По месту формирования? Заведующей отрядом была доктор Фанни Михайловна Гартман. В другом месте, правда, заведующим санотрядом назы
вался Измаил Мисостович Абаев (1988-1930).
сын знаменитого балкарского историка Мисоста Абаева http://culturakbr.ru/index.php/ludi/prosvetiteli/abaev-misost-kuchukovich-1857-1928.html
По-видимому, после зимы 1917 года, когда воинские части стали беспорядочно разбегаться, был распущен и санитарный отряд, а «отрядцы» частью разъехались по домам, частью попали в Белую и Красную Армии, а некоторые осели на Юге России. К последним, как видно из книги, относились и братья Сандомирские.
Конец 1918 года (?). Аргутинская после тифа («брюшнячка») переехала из Армавирского госпиталя, входившего в структуру «Русских техников», долечиваться в Кисловодск, поселилась в санатории. К Армавиру подходили белые и Кисловодск казался безопаснее. К нам пришли еще двое бывших отрядцев – братья Сандомирские. Старшего я знала только понаслышке: он был толстый, с жидкой растительностью на голове, спокойный и уравновешенный, с мягким ласковым голосом. Младший – высокий и худой, с живыми чертами лица и маленькими пухлыми губами.
- О, вы не беспокойтесь, - говорили они Гореву, - мы девочек не оставим!
С ними было и проще и как-то теплее, чем в генеральской квартире.
Описание младшего – Моисея – удивительно точно соответствует сохранившейся фотографии, сделано за несколько лет до описываемых событий.
Внезапно в город входят шкуровцы (05/01/1919). Или 1918?? Один из «бывших отрядовцев», Лендеров, под благовидным предлогом отказывается приютить их – Аргутинскую и другую медсестру, племянник Измаила Абаева тоже отказывает, опасаясь провокации шкуровцев.
Мы бесцельно бродили по улице…. Где живут Сандомирские – неизвестно…
Ночь они провели в санатории, а на другой день вечером:
Около калитки нашего санатория кто-то стоял, вглядываясь в темноту. Подойдя ближе, мы узнали младшего Сандомирского. Он быстро пошел к нам навстречу.
- Куда вы пропали? - зашептал он. – Второй день разыскиваю вас. Как ни приду, все говорят, только что ушли. А я сейчас за вами. Мы с братом решили забрать вас к себе на ночь. Мало ли что может случиться в санатории. Первые дни всегда тревожные.
Мы не успели запротестовать, как он схватил нас под руки и повел к себе на квартиру.
Наутро они вернулись в санаторий. «После обеда на минуту забежал Сандомирский и принес сверток с бельем. Узнав, что у нас стащили мешок с вещами, они с братом бегали по знакомым и собрали, что смогли».
Но больше они у Сандомирских не ночевали: «Мы отказались ночевать у Сандомирских, помня встревоженные, опасливые взгляды и шепот их соседей (коммунальная квартира?). С нами, быть может, ничего и не сделали бы, но к ним, как к евреям, могли придраться и приклеить марку большевиков за оказание помощи красным сестрам. Мы уверили их в том, что в санатории совсем безопасно, они часто наведывались к нам и притаскивали еду и сласти».
Точность в деталь у Аргутинской отмечал даже Горький (в предисловии к книжке). Что ж, если она и вправду точна, из этого маленького кусочка можно извлечь два факта: Сандомирские жили в Кисловодске вдвоем («мы с братом решили») и жили там уже довольно давно, пережив несколько смен власти («первые дни всегда тревожные»). Это все, что мне известно о том периоде жизни деда. Ему тогда было около 25.
После революции дед стал аптечным работником, заведовал московскими аптеками, а его брат работал в союзном аптечном ведомстве.
Согласно семейной легенде, его жена Генриетта Зиновьевна тоже была фармацевтом, работала заведующей аптекой на углу ул. Хмельницкого (Маросейки) и проезда Серого. На самом деле это не так. Там работала Надежда Владимировна…. – бухгалтером, с 1938 по 1974 год. Она родилась в 1919 году, познакомилась с тетей, когда лечилась у нее от язвы желудка в институте Певзнера, а когда институт в 1952 году разогнали, продолжала лечиться у нее на дому и так познакомилась с ее Моисеем Наумовичем и Генриеттой Зиновьевной. Кем была и где работала моя бабушка, уже неизвестно.
Надежда Владимира рассказывала, что Моисей Наумович всегда был очень веселым и добрым, он был высокого роста, а его брат – наоборот, низенький и очень закрытый. Видимо, они посещали с проверками ее аптеку.
Говорят, я похож на Моисея Наумовича.
С женой Гиней, конец 30-х:
Так или иначе, но все они жили в одной комнате на ул. Маросейке, дом 13, кв. 12. Для меня это всегда была ул. Хмельницкого, но так ее назвали только в 1954 г., в честь празднования трехсотлетия воссоединения Украины и России. В 1990, в честь их грядущего разъединения, улицу переименовали обратно.
Возможно, сначала это была одна комната, впоследствии разделенная на 2 половины. В правой половине жили родители моей мамы Ирина. У них до моей мамы была еще дочка Лена, но она умерла совсем маленькая. Обе были поздними детьми, моя мама родилась в 1940, когда Генриетте было 40 лет, а Моисею – около 45.
О своем деде, Моисее Наумовиче, я знаю очень мало. Осталось всего несколько фотографий, в том числе две дореволюционные. Одна из них сделана в Полоцке Витебской губернии, в одном из двух полоцких фотоателье – ателье Юдель Рубинович Берманта, расположенной в доме Левина по Витебской улице. Другая полоцкая фотография находилась на той же улице, в доме Гордина.
Судя по фотографии деду лет 17-18, поэтому я думаю, что и родом он из Полоцка.
Вторая, более поздняя, фотография сделана в Евпатории, в ателье Н.Я. Зейферта, на ул. Лазаревская (ныне Революции), в доме Якубовича. Возможно, он был там на отдыхе. http://www.rusalbom.ru/foto-atelie.html На второй фотографии ему лет 25, поэтому родился он, судя по всему, в начале или середине 1890-х годов.
В нашей семье хранится книжка Люси Аргутян (Люси Александровны Аргутинско) (1897— 1958) «Огненные годы». Книжка надписана автором: «Старому приятелю и одному из героев моей книги Моисею Наумовичу на память о прошлых днях». Аргутинская была тифлисской армянкой, служила сестрой в составе Санаторно-питательного отряда имени «Русских техников». Отряд был организован при Союзе российских городов в Туапсе, имел отделения на Юге России (санатории, общежития). Отряд действовал на турецком фронте и после Февральской революции был отрезан вместе с воинскими частями от тыла снежными заносами возле Фама, курдского селения в районе Эрзрума. Отряд состоял из «питерского и московского революционно настроенного студенчества». Относились ли к нему братья Сандомирские? В другом месте отряд «техников» называется армавирским, еще в другом упоминается армавирское отделение туапсинского отряда «техников». По месту формирования? Заведующей отрядом была доктор Фанни Михайловна Гартман. В другом месте, правда, заведующим санотрядом назы
вался Измаил Мисостович Абаев (1988-1930).
сын знаменитого балкарского историка Мисоста Абаева http://culturakbr.ru/index.php/ludi/prosvetiteli/abaev-misost-kuchukovich-1857-1928.html
По-видимому, после зимы 1917 года, когда воинские части стали беспорядочно разбегаться, был распущен и санитарный отряд, а «отрядцы» частью разъехались по домам, частью попали в Белую и Красную Армии, а некоторые осели на Юге России. К последним, как видно из книги, относились и братья Сандомирские.
Конец 1918 года (?). Аргутинская после тифа («брюшнячка») переехала из Армавирского госпиталя, входившего в структуру «Русских техников», долечиваться в Кисловодск, поселилась в санатории. К Армавиру подходили белые и Кисловодск казался безопаснее. К нам пришли еще двое бывших отрядцев – братья Сандомирские. Старшего я знала только понаслышке: он был толстый, с жидкой растительностью на голове, спокойный и уравновешенный, с мягким ласковым голосом. Младший – высокий и худой, с живыми чертами лица и маленькими пухлыми губами.
- О, вы не беспокойтесь, - говорили они Гореву, - мы девочек не оставим!
С ними было и проще и как-то теплее, чем в генеральской квартире.
Описание младшего – Моисея – удивительно точно соответствует сохранившейся фотографии, сделано за несколько лет до описываемых событий.
Внезапно в город входят шкуровцы (05/01/1919). Или 1918?? Один из «бывших отрядовцев», Лендеров, под благовидным предлогом отказывается приютить их – Аргутинскую и другую медсестру, племянник Измаила Абаева тоже отказывает, опасаясь провокации шкуровцев.
Мы бесцельно бродили по улице…. Где живут Сандомирские – неизвестно…
Ночь они провели в санатории, а на другой день вечером:
Около калитки нашего санатория кто-то стоял, вглядываясь в темноту. Подойдя ближе, мы узнали младшего Сандомирского. Он быстро пошел к нам навстречу.
- Куда вы пропали? - зашептал он. – Второй день разыскиваю вас. Как ни приду, все говорят, только что ушли. А я сейчас за вами. Мы с братом решили забрать вас к себе на ночь. Мало ли что может случиться в санатории. Первые дни всегда тревожные.
Мы не успели запротестовать, как он схватил нас под руки и повел к себе на квартиру.
Наутро они вернулись в санаторий. «После обеда на минуту забежал Сандомирский и принес сверток с бельем. Узнав, что у нас стащили мешок с вещами, они с братом бегали по знакомым и собрали, что смогли».
Но больше они у Сандомирских не ночевали: «Мы отказались ночевать у Сандомирских, помня встревоженные, опасливые взгляды и шепот их соседей (коммунальная квартира?). С нами, быть может, ничего и не сделали бы, но к ним, как к евреям, могли придраться и приклеить марку большевиков за оказание помощи красным сестрам. Мы уверили их в том, что в санатории совсем безопасно, они часто наведывались к нам и притаскивали еду и сласти».
Точность в деталь у Аргутинской отмечал даже Горький (в предисловии к книжке). Что ж, если она и вправду точна, из этого маленького кусочка можно извлечь два факта: Сандомирские жили в Кисловодске вдвоем («мы с братом решили») и жили там уже довольно давно, пережив несколько смен власти («первые дни всегда тревожные»). Это все, что мне известно о том периоде жизни деда. Ему тогда было около 25.
После революции дед стал аптечным работником, заведовал московскими аптеками, а его брат работал в союзном аптечном ведомстве.
Согласно семейной легенде, его жена Генриетта Зиновьевна тоже была фармацевтом, работала заведующей аптекой на углу ул. Хмельницкого (Маросейки) и проезда Серого. На самом деле это не так. Там работала Надежда Владимировна…. – бухгалтером, с 1938 по 1974 год. Она родилась в 1919 году, познакомилась с тетей, когда лечилась у нее от язвы желудка в институте Певзнера, а когда институт в 1952 году разогнали, продолжала лечиться у нее на дому и так познакомилась с ее Моисеем Наумовичем и Генриеттой Зиновьевной. Кем была и где работала моя бабушка, уже неизвестно.
Надежда Владимира рассказывала, что Моисей Наумович всегда был очень веселым и добрым, он был высокого роста, а его брат – наоборот, низенький и очень закрытый. Видимо, они посещали с проверками ее аптеку.
Говорят, я похож на Моисея Наумовича.
С женой Гиней, конец 30-х:
