Хибины-трейл
6 июля 2024
В большом мире изобретен дизель-мотор, написаны «Мертвые души»,
построена Днепровская гидростанция и совершен перелет вокруг света.
В маленьком мире изобретен нажимательный хомяк, написана
песенка «Я подарю вам ландыши атдуши» и построены брюки фасона «полпред».
≈И. Ильф, Е. Петров. Золотой теленок.
В большом мире падает ракета на детскую больницу и сажают в тюрьму за трогательный спектакль об обманутых женщинах. Большой мир разлетается на куски, но в них не просто теплится, а прямо бурлит маленькая жизнь, в которой остается место для семейных радостей, планов на будущее и трейлраннинга. О последнем и расскажу, покуда летим…
Слот на Хибины-трейл, авиабилеты в Кировск и гостиница на четырех человек были куплены еще в декабре, но за месяц до старта я был почти уверен, что не поеду: схватил глупейшую травму и три недели не бегал. Еще в среду на пробежке ощущал дискомфорт в колене, но некая таблетка с кучей противопоказаний и побочек, чье название утаю, дабы не поощрять самолечение, чудесным образом сняла этот симптом, и, хотя форма моя сильно просела, я решился не отказываться от забега по местам, где никогда не бывал, благо лимит выглядел весьма гуманным.
Кольский полуостров и Хибины представлялись мне прежде почти синонимами, хотя на самом деле Хибинские тундры занимают не более процента всхолмленного пространства, покрытого тайгой на юге и тундрой на севере, причем одну тундру не следует путать с другой: в первом случае она означает безлесную гору (ср. финн. tunturi), а во втором — болотисто-мшисто-каменистую равнину в приполярной области. На западном краю Центральной Лапландии, как ее называли в XIX веке, Хибины возвышаются небольшим пупырем или, скорее, бородавкой, рассеченной на две неравные доли Умбозером и зажатой между озером Имандра на западе и Ловозером на востоке; бóльшую из долек саамы зовут Умбозерскими Хибинами, а меньшую — Ловозерскими. Вершины их не достигают 1200 м над уровнем моря и 800 м — над уровнем озер.
Главным недостатком погоды в Хибинских массивах являются дожди, идущие иногда подряд свыше недели, а затем обилие комаров и мошек, иногда в жаркую погоду совершенно изнуряющих и кончающихся лишь в августе. Работы в этом случае следует переносить на ночь, пользуясь незаходящим солнцем. Основною чертою является неустойчивость погоды и быстрая смена ее: никогда поутру нельзя знать о том, какая погода будет вечером. Наравне с дождями сильно мешают частые туманы, которые на плато и на перевалах иногда не дают возможности ориентироваться.
А.Е. Ферсман. Хибинские и Ловозерские тундры.
Мы четверо бежим самую большую дистанцию, длина которой в разных источниках колеблется между 104 и 107 км, проложенную по западной части бородавки, набор около 5200. На «Великой карте» Олафа Магнуса, первым нанесшего в 1539 году Кольский полуостров на европейскую карту, это где-то повыше московских купцов, деловито волочащих лодки из Кандалакшского залива Белого моря (Lacus Albus — Олаф полагал его озером) в сторону Ботнического залива, и пониже Магнитного острова, что близ самого Северного полюса, — примерно на месте коричневой биармийской птички с обращенным на запад строгим взглядом.
На более же точных современных картах маршрут выглядит так.
Название «Хибины» до сих пор остается неясным. Даль полагал его финским заимствованием, финны же, однако, родства не признают, не находя соответствий в своем языке, а в местных русских говорах бытовало слово хибен «плоскогорье» (А.О. Подвысоцкий. Словарь областного архангельского наречия. 1885), что дало основание Фасмеру связывать его с рус. хибать — качать. Можно лишь гадать о том, как с горами может быть связано качание, которое зато подозрительно схоже с финн. hyyppä — прыгать. Как бы то ни было, впервые «Хибины» появляются на карте шведско-финского геодезиста Вильгельма Рамзая после экспедиции 1887 года в виде приписки к местному названию: Umptek oder Chibinä (умптэк — саам. «закрытые горы», откуда и первый элемент в Умбозере).
Старт Хибины-трейла в субботу в семь вечера с окраины Кировска, основанного в 1929 году после открытия Ферсманом крупнейших в мире апатито-нефелиновых залежей (первые — источник фосфорных удобрений, вторые — алюминия). Сперва город звался Хибиногорском, но, как и Вятка, был переименован в 1934 году после загадочного убийства Первого секретаря Ленинградского обкома. По расписанию мы должны прибыть в два пополудни, аэропорт недалеко от города, хватит времени спокойно пообедать, отдохнуть, а может даже, прогуляться по Полярно-альпийскому ботаническому саду, разбитому на берегу Большого Вудъявра (на саами вуд — возвышенность выше границы леса, явр — озеро), где утром уже посоревновались сап-бордисты, ибо это не просто Хибины-трейл, а целый Хибины-фест, куда входит еще и велозаезд. Совсем рядом со стартом и наша гостиница-санаторий «Тирвас», где мы собираемся переночевать перед отъездом. Ее название родственно не только финскому приветствию terve, но, возможно, и русскому «здоровый» (что «тирвас» и означает на кильдин-саамском языке), если только верны версии о том, что прафинское *tërva является древним индоиранским заимствованием (*der- «сильный», «твердый»), к которому может восходить и праславянское *sъdorvъ. Рядом с гостиницей «Здоровье» весьма логично разместился храм праведного Лазаря.
Но наш замечательный план рушится, не начавшись. В 5 утра в субботу меня будит автоинформатор: рейс отложен на 2 часа. Спустя короткое время новый сдвиг, а потом и еще — на 16:00. Звоню организатору, который соглашается выпустить нас на дистанцию позже. Но насколько позже? И кто поручится, что единственный рейс в Кировск не перенесут снова или не отменят вовсе? Не придется ли в лучшем случае довольствоваться дистанцией 65 км, стартующей через два часа после нашей? Короткое совещание с соучастниками приводит к единодушному решению: не дожидаясь милости от Аэрофлота, предаться в руки S7, на чей мурманский рейс еще есть места. Прилет в 14:15, на такси до Кировска часа три, должны успеть. И верно, приезжаем на место за 50 минут до старта, успев лишь заскочить по пути в магазин и купить бананов с какими-то плюшками, да канистру воды для заправки на старте, которую благополучно забываем в багажнике. Всю дорогу из Мурманска лил дождь, не прекращается он и теперь, стартовая поляна мокра и пуста. Но не холодно, около 12 градусов, из явлений природы — лишь пыльный позёмок (не спрашивайте, так указано в архиве погоды).
Название «Хибины» до сих пор остается неясным. Даль полагал его финским заимствованием, финны же, однако, родства не признают, не находя соответствий в своем языке, а в местных русских говорах бытовало слово хибен «плоскогорье» (А.О. Подвысоцкий. Словарь областного архангельского наречия. 1885), что дало основание Фасмеру связывать его с рус. хибать — качать. Можно лишь гадать о том, как с горами может быть связано качание, которое зато подозрительно схоже с финн. hyyppä — прыгать. Как бы то ни было, впервые «Хибины» появляются на карте шведско-финского геодезиста Вильгельма Рамзая после экспедиции 1887 года в виде приписки к местному названию: Umptek oder Chibinä (умптэк — саам. «закрытые горы», откуда и первый элемент в Умбозере).
Старт Хибины-трейла в субботу в семь вечера с окраины Кировска, основанного в 1929 году после открытия Ферсманом крупнейших в мире апатито-нефелиновых залежей (первые — источник фосфорных удобрений, вторые — алюминия). Сперва город звался Хибиногорском, но, как и Вятка, был переименован в 1934 году после загадочного убийства Первого секретаря Ленинградского обкома. По расписанию мы должны прибыть в два пополудни, аэропорт недалеко от города, хватит времени спокойно пообедать, отдохнуть, а может даже, прогуляться по Полярно-альпийскому ботаническому саду, разбитому на берегу Большого Вудъявра (на саами вуд — возвышенность выше границы леса, явр — озеро), где утром уже посоревновались сап-бордисты, ибо это не просто Хибины-трейл, а целый Хибины-фест, куда входит еще и велозаезд. Совсем рядом со стартом и наша гостиница-санаторий «Тирвас», где мы собираемся переночевать перед отъездом. Ее название родственно не только финскому приветствию terve, но, возможно, и русскому «здоровый» (что «тирвас» и означает на кильдин-саамском языке), если только верны версии о том, что прафинское *tërva является древним индоиранским заимствованием (*der- «сильный», «твердый»), к которому может восходить и праславянское *sъdorvъ. Рядом с гостиницей «Здоровье» весьма логично разместился храм праведного Лазаря.
Но наш замечательный план рушится, не начавшись. В 5 утра в субботу меня будит автоинформатор: рейс отложен на 2 часа. Спустя короткое время новый сдвиг, а потом и еще — на 16:00. Звоню организатору, который соглашается выпустить нас на дистанцию позже. Но насколько позже? И кто поручится, что единственный рейс в Кировск не перенесут снова или не отменят вовсе? Не придется ли в лучшем случае довольствоваться дистанцией 65 км, стартующей через два часа после нашей? Короткое совещание с соучастниками приводит к единодушному решению: не дожидаясь милости от Аэрофлота, предаться в руки S7, на чей мурманский рейс еще есть места. Прилет в 14:15, на такси до Кировска часа три, должны успеть. И верно, приезжаем на место за 50 минут до старта, успев лишь заскочить по пути в магазин и купить бананов с какими-то плюшками, да канистру воды для заправки на старте, которую благополучно забываем в багажнике. Всю дорогу из Мурманска лил дождь, не прекращается он и теперь, стартовая поляна мокра и пуста. Но не холодно, около 12 градусов, из явлений природы — лишь пыльный позёмок (не спрашивайте, так указано в архиве погоды).
Практичную одежду для климатических условий Хибинских Тундр выработать трудно. Приблизительный вес снаряжения: легкие брезенты 6 ф.; легкая палатка на 5−7 чел. 30 ф.; большая конусообразная палатка английского образца 1 п. 10 ф.; фотографический аппарат с запасными пластинками 7 ф.; бумага для упаковки камней — из расчета на 1 п. — 5 ф.; канадские шубы 12 ф., заплечный мешок 2−2.5 ф.; одеяло 4−5 ф.
А.Е. Ферсман. Хибинские и Ловозерские тундры.
Торопливо получаем стартовый пакет, составленный с тем вниманием к мелочам, что запомнилось мне еще семь лет назад на первом моем забеге у этого организатора, называвшегося тогда RRUNS, то был и первый мой горный трейл, Маркотх 56 км. Правда, мне показалось, что в этот раз дизайн победил практичность. Полоска со схемой ПП сама собою сворачивается вокруг кисти, но и на ней, и на стартовом номере нелегко разглядеть километраж и не указано КВ на заброске. Свисток силой испускаемого звука несколько превосходит недоразумение, обычно прилагаемое к жилетам и фонарям, но сильно уступает тому, что можно за 10 минут изготовить из полоски металла (для сравнения положен рядом). Бирки для заброски и камеры хранения сделаны на века; даже булавки для номера фирменного красного цвета; на футболку нанесен стартовый номер, но она не беговая; гермомешок (для заброски?) прекрасен, но непонятно, на что годен в обычной жизни.
Переодеваемся, стараясь в спешке ничего не забыть. На сдачу заброски мы опоздали, хотя не успели бы, даже приехав вовремя, — ее по не вполне понятной причине принимали только до 14 часов. Впрочем, заброску я все равно обычно не делаю, предпочитая нести все нужное собой, ни от кого не завися и не теряя потом времени. Получаем чип на ногу, он пригодится только на финише. Коротаем минутки до старта под навесом. Скомканная проверка обязательного снаряжения — здесь больше полагаются на здравый смысл участника, чем на полицейские методы, — и около 60 бегунов стартуют под дождиком в легкий песчаный подъем. Когда еще доведется мне ускориться по нему в обратном направлении, да и доведется ли?
Первое восхождение на хребет было в полном смысле слова ужасно. Спуски почти отвесны. Выветрившийся гранит обрывался; под ногами всюду зияли бездны. Это однообразный ряд подъемов и спусков, до безумия утомляющих пешехода.
В.И. Немирович-Данченко. Лопь белоглазая.
Пересекаем по мостику Вудъяврйок (ручей озера Вуд) и бежим вдоль Малого Вудъявра. Прислушиваюсь к колену — затаилось и молчит. Начинается плавный подъем вдоль Поачвумйок (река оленьей долины), на 11-м км проходим ущелье Рамзая, пробираясь меж угрюмых каменистых хребтов Поачвумчорр (гора оленьей долины) и Тахтарпорр (гора желанного отдыха),
Названия звучат чересчур книжно, и многие из них действительно даны Ферсманом. Даже в его время саамов тут жило так мало, что нужды давать имена каждой горе не было. Впрочем, «гора» — весьма приблизительный перевод, и собственно такого слова в саамском языке как будто бы нет. Названий же для разного рода земных неровностей у них не меньше, чем для снега у эскимосов или непогоды у англичан:
- Чорр — вершина каменной горы с плоской и лысой вершиной
- Чарр — низкое плато немного выше лесной границы
- Порр — скалистый отрог с острым гребнем
- Поаррь — хребет без вершины
- Горр — ущелье
- Вирр — лесная круча, склон (интересно, что так же называют поворот, то есть фигурально «склон дороги»)
- Варрь — лесистая сопка
- Урт — горный хребет
- Уррьт — хребет без седловины
- Шаррьй — невысокая гора
- Террьм — горушка (с которой можно скатиться на оленях)
- Уайвенч — отдельная округлая вершина на горе
- Вуом — горный лес
- Паххкъ — каменная гора с безлесной вершиной
- Выд — лысая возвышенность
- Вуд — возвышенность с субальпийским криволесьем
- Вум — горная долина с крутыми склонами
- Луэххк — маленькая горка.
Альфред Петрелиус определяет высоту солнца с помощью призмозеркального круга Пистора,
имеющего, в отличие от секстантов и октантов, круговой лимб.
Дождь перестал, пасмурно, и чудится, будто вот-вот наступит ночь, но спустившиеся сумерки и не думают сгущаться в настоящую темноту. По мере подъема ветер усиливается, а незадолго до перевала внезапно налетает такой холодный шквал, что единственными приличными словами, проносящимися в мозгу, оказываются: «Зато комаров нет». Утеплиться или отложить до ПП? До него еще 6 км, но под таким ветром раздеваться неохота. Но не станет ли потом еще хуже? Здраво решаю, что лучше сейчас, и вдруг понимаю, что, когда в спешке переодевался перед стартом, не видел длинного лонгслива. Неужели забыл? А что же тогда такое мягкое в заднем отделении жилета? Точно, я же уложил его еще дома, потому и не видел на старте. Что бы я делал, если бы действительно забыл, трудно даже представить, особенно теперь, зная, что ждало меня дальше. Скидывая ветровку и жилет, сразу наступаю ногами, чтобы не унесло. В двух лонгсливах теплеет, натягиваю заодно бафф. В запасе еще шапка и перчатки, авось до них не дойдет (ха!).
Наш врач совершил восхождение на самую высокую из ближних гор, найдя при помощи барометра, что ее высота составляет 1300 футов от уровня моря. Неподалеку находились еще более высокие, но совершенно недоступные горы. Лишь с большим трудом он взобрался на вершину, преодолев множество высоких ледяных холмов, полных опасных трещин, нередко прикрытых очень тонким льдом или снегом, которых следует всячески избегать. Как-то раз врач с голландского корабля отправился на охоту в гавани Макален и неудачно провалился в расщелину. Долго слышались его ужасные стоны, ему спустили длинную веревку в надежде, что он заметит ее, но все напрасно, он умер после долгих и страшных мучений.
Полярная экспедиции Фиппса. The Gentleman's and London Magazine, 1773.
Здешние перевалы представляют собою короткие горизонтальные или слегка наклонные участки, обычно со снежником в седловине, ограниченной каменными завалами. Снег усеян ячеистыми проплавинами, служащими ступеньками и облегчающими ходьбу. Кое-где солнце протопило снег насквозь, и под ним журчат ручьи. Конечно, здесь нам не грозит судьба несчастного голландского врача на Шпицбергене, но внезапно провалиться на бегу по колено было бы неприятно, поэтому зияющие промоины обхожу подальше.
В подъемы захожу на палках, но на куруме они только мешают, застревая и скользя по замшелым камням и занимая руки. Я уже осмелел и гружу колено на полную — похоже, оно не намерено подводить, неприятные ощущения после нескольких часов пути есть, но ничем не напоминают недавнюю травму, да к тому же в обеих ногах одинаковые.
Вокруг невообразимые красоты, но на них кошусь лишь изредка, мне и без того пришлось столькажды споткнуться, что приходится только удивляться, что так ни разу и не упал. Горы удивляют своей первозданностью — почти нигде ни малейших признаков существования человека. Сверху не проложены трубы, не валяются останки техники, не видно ни домов, ни скота. По последней причине воду можно пить везде, не взирая на незначительную высоту.
В подъемы захожу на палках, но на куруме они только мешают, застревая и скользя по замшелым камням и занимая руки. Я уже осмелел и гружу колено на полную — похоже, оно не намерено подводить, неприятные ощущения после нескольких часов пути есть, но ничем не напоминают недавнюю травму, да к тому же в обеих ногах одинаковые.
Вокруг невообразимые красоты, но на них кошусь лишь изредка, мне и без того пришлось столькажды споткнуться, что приходится только удивляться, что так ни разу и не упал. Горы удивляют своей первозданностью — почти нигде ни малейших признаков существования человека. Сверху не проложены трубы, не валяются останки техники, не видно ни домов, ни скота. По последней причине воду можно пить везде, не взирая на незначительную высоту.
Если при подъемах следует предпочитать скалистые районы, в которых можно переходить с камня на камень, то при спусках обычно приходится выискивать или полосы зеленых моховых лужаек, или мелкие осыпи, по которым спуск совершается легко и необычайно быстро. По мелкому подвижному щебню спуски очень приятны; менее удобны по белым осыпям, более плотным… В общем надо отметить поразительную шероховатость почти всех типов нефелинового сиентита, что очень облегчает передвижение по крупным осыпям. Переходы через перевалы и некрутые спуски значительно облегчается снежными полями, не стаивающими нередко еще и в августе месяце.
А.Е. Ферсман. Хибинские и Ловозерские тундры.
Спуск, как водится, дается мне куда хуже подъема, но вот, наконец, выполаживание и, сбросив 500 м за 6 км, выходим на грунтовку и на 19-м км встречаем пункт питания. Не помню, чтобы когда-нибудь так хотелось есть уже на первом ПП. Милые дети, а также их родители, никогда не выходите на старт ультратрейла натощак! Ассортимент необычный — никаких фруктов, зато есть колбаса, пряники и хлебные квадратики с Нутеллой.
Повернув на запад, пересекаем реку Петрелиуса в нескольких километрах перед слиянием с Кунийок (зольная река), где она принимает стоки с полигона Куэльпорр. В 1972 и 1984 годах в недрах Куэльпорра (Рыбий отрог — Ферсману он напоминал обгрызенный рыбий костяк) произвели несколько термоядерных взрывов, чтобы проверить эффективность дробления апатита. Эксперимент оказался удачным, основная часть радионуклидов ушла при взрыве в камеру захоронения, не загрязнив руду. Однако взрыв нарушил целостность горы, образовалось множество трещин и разломов, через которые дождевые и талые воды стали проникать в камеру, обогащаясь тритием. Чтобы предотвратить загрязнение вод Кунийока, устроили разбавительный пруд, куда отвели речку Рисйок (березовую или, скорее, вичанную, т.к. для вичан, которыми сшивали саамские лодки, использовали не только березу, но ель и можжевельник). Сейчас радиоактивность воды в Кунийоке уже достигла безопасного уровня.
Здесь мы расходимся с дистанцией 65 км, нам же предстоит 40-километровая петля через озеро Имандра. До следующего ПП всего 10 км, путь ведет через несложный перевал Южный Чорргорр (возможно, от чорэдэ — журчать), соединяющий долины Часнайок (Дятловой реки) и ручья Петрелиуса. С него открывается вид на широкую гладь Имандры далеко на западе. Название озера не менее таинственно, чем Хибины, и даже явное родство с финской Иматрой не помогает разрешить загадку.
Повернув на запад, пересекаем реку Петрелиуса в нескольких километрах перед слиянием с Кунийок (зольная река), где она принимает стоки с полигона Куэльпорр. В 1972 и 1984 годах в недрах Куэльпорра (Рыбий отрог — Ферсману он напоминал обгрызенный рыбий костяк) произвели несколько термоядерных взрывов, чтобы проверить эффективность дробления апатита. Эксперимент оказался удачным, основная часть радионуклидов ушла при взрыве в камеру захоронения, не загрязнив руду. Однако взрыв нарушил целостность горы, образовалось множество трещин и разломов, через которые дождевые и талые воды стали проникать в камеру, обогащаясь тритием. Чтобы предотвратить загрязнение вод Кунийока, устроили разбавительный пруд, куда отвели речку Рисйок (березовую или, скорее, вичанную, т.к. для вичан, которыми сшивали саамские лодки, использовали не только березу, но ель и можжевельник). Сейчас радиоактивность воды в Кунийоке уже достигла безопасного уровня.
Здесь мы расходимся с дистанцией 65 км, нам же предстоит 40-километровая петля через озеро Имандра. До следующего ПП всего 10 км, путь ведет через несложный перевал Южный Чорргорр (возможно, от чорэдэ — журчать), соединяющий долины Часнайок (Дятловой реки) и ручья Петрелиуса. С него открывается вид на широкую гладь Имандры далеко на западе. Название озера не менее таинственно, чем Хибины, и даже явное родство с финской Иматрой не помогает разрешить загадку.
ПП-2 на 29-м км, 6 часов в пути. Стало быть, сейчас час ночи, но сумеречно, как на старте. Здесь колы уже нет (не будет и дальше, не считая заброски, где ее все равно как не будет). Закидываюсь чаем с пряниками и печеньем. Чай готовится не очень удобно — пакетики запечатаны, а лучше бы был самый паршивый дешевый чай, пакетики с которым сразу можно кидать в кипяток. Еще лежат странные желтые конфеты, которые трудно достать из запечатанной обертки, а потом почти невозможно разжевать. Не исключено, что их предполагается рассасывать, но времени на эксперименты нет.
Сразу за ПП брод через Гольцовку, течение довольно быстрое, и нога становится на камни не твердо, однако удержаться помогает веревка. Дно сложено из крупных камней, и в кроссовок не набивается ни песок, ни иная мелкая дрянь, какую любят гонять горные речки.
Сразу за ПП брод через Гольцовку, течение довольно быстрое, и нога становится на камни не твердо, однако удержаться помогает веревка. Дно сложено из крупных камней, и в кроссовок не набивается ни песок, ни иная мелкая дрянь, какую любят гонять горные речки.
На 33-м км перевал Юмъекорр — ущелье мертвых (от саам. ёамм). По преданию, здесь в конце XVI века лопари засыпали камнями шведов, напавших на Екостровский погост, стоявший у протоки между Экостровской и Большой Имандрой, где тогда проходил ямской путь, а теперь автоподъезд от трассы «Кола» к Апатитам, мы проезжали его по пути из Мурманска. Правда, непонятно, куда шведы пробирались по этому ущелью, если пришли с запада, а Юмъекорр находится в 20 км к северу-востоку от протоки.
Обходя с запада гору Гольцовку, постепенно сбрасываю высоту и наконец по качающемуся подвесному мостику перехожу одноименную реку. Имандра совсем рядом, между нами лишь две невзрачные рельсовые нитки, соединившие в 1916 году Петрозаводск и Мурманск. В 1920 году неподалеку отсюда высадился на станции Имандра академик Ферсман и его Хибинский геологический отряд Северной научно-промысловой экспедиции, а на другом берегу озера в глубине Мончегубы (моджесь «красивый») расположен Мончегорск.
Обходя с запада гору Гольцовку, постепенно сбрасываю высоту и наконец по качающемуся подвесному мостику перехожу одноименную реку. Имандра совсем рядом, между нами лишь две невзрачные рельсовые нитки, соединившие в 1916 году Петрозаводск и Мурманск. В 1920 году неподалеку отсюда высадился на станции Имандра академик Ферсман и его Хибинский геологический отряд Северной научно-промысловой экспедиции, а на другом берегу озера в глубине Мончегубы (моджесь «красивый») расположен Мончегорск.
47 км, третий ПП. Снова чай с пряниками. Пополняю воду и двигаю дальше. До заброски 19 км, чуть больше 4 часов до КВ. Это пешеходная скорость, как можно не успеть? Но в горах случается не только пешеходить, но черепашить и улитить, так что надо торопиться, пока трасса позволяет. После нескольких беговых километров вверх по течению Гольцовки и ее притока Маннепахк (яичная гора) начинается семикилометровое восхождение на Северный Чорргорр, соединяющий верховья ручья Маннепахк и Кунийок.
Иду медленно, но быстрее ступать по вершинам острых камней не получается. Хотя слова Ферсмана об их необыкновенной шероховатости оказываются вполне справедливы. после нескольких удачных шагов теряю баланс, а с ним и время на выравнивание. Минуты тикают, часы тают, а ведь еще спуск. От попутчика, знакомого с этими местами, узнаю, что перед ПП будет беговой участок, может, хоть там наверстаю? Или простят небольшое опоздание? Пока же надо просто упорно подыматься, и рано или поздно перевал настанет. И он настаёт: слегка наклонная седловина со снежником метров в сто. Идти скользко. Без раздумий плюхаюсь на спину и качусь, приподняв ступни, чтобы не подломилась нога на неожиданном препятствии, и тормозя локтями, чтобы не впилиться в каменную россыпь в конце. За перевалом открывается просторный вид на долину, далеко внизу видны деревья, но к ним надо спуститься по курумнику. Остается полчаса и 4 км. Только за километр до ПП можно наконец бежать, да и то не шибко — тропа прихотливо вьется по лесу, под ногами корни и камни. Но вот и ПП. Я опоздал на 7 минут.
— Воду хотите? — Да!
— А чай? — Да!
— Колу? — Да!
— Рассол? — Да!
— А бульон? — Да!
-А… — Да!
Впрочем, огурцы оказываются маринованными, и уксусный вкус еще долго будет отзываться в глотке, а кола — и вовсе диетической. Пожалуй, это самый оригинальный напиток, встреченный мною на трейлах.
О контрольном времени, между тем, ни слова. Быстро закидываюсь всем, что попадается под руку, предлагают подождать и кашу, но мне хватит и я отправляюсь дальше с огрузнешим чревом, но облегченной душой — теперь уж финиш мой. Дорога позволяет бежать еще около шести км, но одолеваю только три и перехожу на бего-шаг, ноги отяжелели, чувствуется недостаток объемов (меньше ста км за последний месяц). Что ж, я был изначально к этому готов и не слишком расстраиваюсь. Теперь можно расслабиться и заняться тем, для чего раньше было жалко времени: сходить в туалет, скинуть ветровку, поставить на зарядку часы, повертеть хорошенько головой и поснимать виды.
То и дело перебредаю ручьи, бессчетно пересекающие дорогу. Ноги постоянно мокры, но, как ни странно, ни малейшей потертости за весь путь не возникло. Отношу это на счет ненадеванных, специально припасенных для трейла носков, не первый раз отмечая благотворные свойства не успевших загрубеть и утратить эластичность носков.
Иду медленно, но быстрее ступать по вершинам острых камней не получается. Хотя слова Ферсмана об их необыкновенной шероховатости оказываются вполне справедливы. после нескольких удачных шагов теряю баланс, а с ним и время на выравнивание. Минуты тикают, часы тают, а ведь еще спуск. От попутчика, знакомого с этими местами, узнаю, что перед ПП будет беговой участок, может, хоть там наверстаю? Или простят небольшое опоздание? Пока же надо просто упорно подыматься, и рано или поздно перевал настанет. И он настаёт: слегка наклонная седловина со снежником метров в сто. Идти скользко. Без раздумий плюхаюсь на спину и качусь, приподняв ступни, чтобы не подломилась нога на неожиданном препятствии, и тормозя локтями, чтобы не впилиться в каменную россыпь в конце. За перевалом открывается просторный вид на долину, далеко внизу видны деревья, но к ним надо спуститься по курумнику. Остается полчаса и 4 км. Только за километр до ПП можно наконец бежать, да и то не шибко — тропа прихотливо вьется по лесу, под ногами корни и камни. Но вот и ПП. Я опоздал на 7 минут.
— Воду хотите? — Да!
— А чай? — Да!
— Колу? — Да!
— Рассол? — Да!
— А бульон? — Да!
-А… — Да!
Впрочем, огурцы оказываются маринованными, и уксусный вкус еще долго будет отзываться в глотке, а кола — и вовсе диетической. Пожалуй, это самый оригинальный напиток, встреченный мною на трейлах.
О контрольном времени, между тем, ни слова. Быстро закидываюсь всем, что попадается под руку, предлагают подождать и кашу, но мне хватит и я отправляюсь дальше с огрузнешим чревом, но облегченной душой — теперь уж финиш мой. Дорога позволяет бежать еще около шести км, но одолеваю только три и перехожу на бего-шаг, ноги отяжелели, чувствуется недостаток объемов (меньше ста км за последний месяц). Что ж, я был изначально к этому готов и не слишком расстраиваюсь. Теперь можно расслабиться и заняться тем, для чего раньше было жалко времени: сходить в туалет, скинуть ветровку, поставить на зарядку часы, повертеть хорошенько головой и поснимать виды.
То и дело перебредаю ручьи, бессчетно пересекающие дорогу. Ноги постоянно мокры, но, как ни странно, ни малейшей потертости за весь путь не возникло. Отношу это на счет ненадеванных, специально припасенных для трейла носков, не первый раз отмечая благотворные свойства не успевших загрубеть и утратить эластичность носков.
71 км., 15 часов в пути. Преодолев узкий пролив между Гольцовым и Щучьим озерами, бегу по рыхлому песчаному берегу и пересекаю впадающую в Гольцовое озеро реку Лявойок (шатровая). Лес подступает к самой воде, и многочисленные глубоко врезающиеся в берег заливчики приходить переходить вброд. Это неприятно, потому что песок набивается в кроссовки, не взирая на гамаши. Через километр трек наконец сворачивает вглубь, причем снова пропускаю никак не обозначенный поворот. Здесь приходится остановиться, чтобы вытрясти песок, набившийся даже под стельки. Вскоре снова перехожу Лявойок и, не заметив, что трек круто повернул назад по другому берегу реки, опять убегаю не туда, еще лишние триста метров. Повороты почти нигде не отмечены стрелкой, и их легко пропустить, если постоянно не смотреть на трек, как при беге без разметки.
Здесь уже настоящий лес с высокими деревьями, много травы. Не зря июль по-саамски — суййнманн, букв. травень, на целых два месяца позже украинского. Поднимаюсь по ручью Партомйок (приток реки Куни, от партом «кормлю», т. е. ручей, где кормят оленей, а еще есть и гора Партомчорр). Местами путь пролегает не столько вдоль ручья, сколько прямо по нему, он мелкий и разливается по всей дороге.
Здесь уже настоящий лес с высокими деревьями, много травы. Не зря июль по-саамски — суййнманн, букв. травень, на целых два месяца позже украинского. Поднимаюсь по ручью Партомйок (приток реки Куни, от партом «кормлю», т. е. ручей, где кормят оленей, а еще есть и гора Партомчорр). Местами путь пролегает не столько вдоль ручья, сколько прямо по нему, он мелкий и разливается по всей дороге.
Незадолго до ПП-80 догоняют двое, один из них замыкающий. Не думал я, что настолько позади всех, но что выросло, то выросло. Дальше идем вместе. До следующего ПП всего 11 км. Начинается простой подъем к Умбозерскому перевалу, однако ветер усиливается, холодает, натягиваю ветровку. Спускаемся вдоль ручья Северный Каскаснюнйок (каэскас «можжевельник»), и на 86-км начинаем взбираться по восточному склону одноименной горы. Ветер крепчает, воздух наполняется мелкими дождевыми каплями, капюшон норовит слететь, поддеваю шапку, благо ее можно плотно натянуть на уши. Перчатки насквозь промокли, но в них все равно теплее. Одна палка перестает собираться, вскоре убираю и вторую, подъем несложный, но конца ему не видно, да и вообще мало что видно далее 50 метров. Склон довольно ровный, но трек ведет зигзагами, судя по ветру, который то сшибает капюшон с головы, то набрасывает обратно, то хлестко хлопает по ушам, как ослабшим парусом по мачте. Наконец плавный спуск, до ПП еще 2 км. Не то чтобы он сильно нужен, вода есть, гели тоже, а энергии при таком темпе тратится мало, но хоть какой-то значимый пункт пути. По мере спуска ветер слабеет, развидняется, и далеко впереди открывается узкая долина с озерцом и палаткой на противоположной стороне. Туристы или ПП? Судя по часам, до него всего 500 м, а никакой дороги не видно, как же они туда заезжают? К тому же вокруг озера явно будет больше километра, неужели мы должны пересечь само озеро? Или там перешеек? Но никакого перешейка нет и, дойдя до воды, понимаем, что нам прямо.
На самом деле, это мелкий заливчик Академического озера (в честь Академии наук). У палатки трое волонтеров. Они рассказывают, что утром ветер вздымал с поверхности водяные клубы, но сейчас здесь сравнительно тихо. Сюда они забрасываются пешком и, узнав, что с нами замыкающий, начинают обсуждать, в какую сторону лучше выбираться — вперед по треку или назад. Еды у них не видать, зато есть горячий чай в термосе, сейчас это очень кстати, потому что даже здесь внизу ощутимо задувает. Пока шли к ПП, согревались изнутри, но стоило остановиться, да сразу после ножного купания в озере, как охватывает дрожь. Мне быстро наполняют из озера бутылочку, второй участник утепляется, а нам с замыкающим уже нечем, и мы трогаемся в путь. Предстоит подъем на 500 м к вершине Кукисвумчорра и спуск по длинному плато (кукис «длинный») в долину Вудъяврйок. До финиша всего 17 км, но нам честно обещано 12 км ветродуя, немного стихающего лишь в складках плато.
А. Ферсман к вечеру потерял направление и стал по ошибке спускаться в перемычку к Южному Кукисвумчорру. Однако удалось по компасу найти направление, ориентироваться по трем большим снеговым полям и выйти в район лагеря… Пришлось вторые сутки без теплой пищи, насквозь промокшим, начать вторую ночь при не утихавшей буре, согреваясь от охватывавшей дрожи исключительно спиртом.
А.Е. Ферсман. Хибинские и Ловозерские тундры.
Сперва греемся крутым подъемом. Единственную рабочую палку не достаю, предпочитая энергичнее работать руками, упираясь в колени, чтобы не мерзнуть, потому что по мере подъема ветер и дождь усиливаются. Ноги наливаются тяжестью, но надо упорно делать шаг за шагом, не смотря наверх, где в мутной пелене видна лишь далекая кромка горы, за которой наверняка окажется еще одна и еще. Но я знаю, что рано или поздно вершина настанет. Через час и 3 км начинается выполаживание, и здесь ветру уже ничего не мешает. Ветер перед ПП казался нам сильным, а на подъеме бешеным, но этот не шел с ними ни в какое сравнение. Не помню, чтобы когда-нибудь испытывал подобный ветер, разве что давным-давно, прокатившись верхом на молоковозе и запомнив, что открытый навстречу ветру рот нелегко закрыть. Но тогда было тепло и недолго, здесь же предстоит провести под штормовым ветром не один час без малейшей надежды укрыться, чтобы перевести дух. Капюшон звонко хлопает по одному уху, ветер тоненько свистит в другое, и в оба льется непрерывный гул. Дождь не похож на дождь, мелкие капли летят горизонтально, да и капли ли это? Они резко секут лицо, но это мелочи, главное двигаться, двигаться, двигаться. Едва подъем переходит в более или менее ровную поверхность, мы решаем, что отсюда надо валить как можно скорее. Мне не бежалось семь часов назад по чудесной лесной дороге? Ну так мне отлично побежалось теперь. Пробую то активнее работать руками, чтобы согреть насквозь продуваемое мокрое тело, то, наоборот, плотно прижимаю локти, чтобы ветровка меньше надувалось, но разницы никакой нет.
Стоит кому-то приотстать, и его уже едва видно в тумане. Хотя какой туман при таком ветре? Это просто непроницаемая пелена воды. Пару раз необъяснимым образом наступает прояснение, и тогда мы видим далеко внизу кромку плато. Но прояснение столь кратко, что мы скорее готовы счесть его за иллюзию, тем более, что ветер при этом ничуть не стихает. Не слабеет он и в редких ложбинах, свободно катясь по плоской поверхности плато. Как ни странно, под ветром устояло большинство вешек разметки — они вбиты на совесть, за что разметчикам безмерная благодарность. У нас был трек, но кто-то мог оказаться здесь с севшими часами, и тогда только разметка могла бы его спасти. Тем более, что маршрут проложен наискось склона, и даже мы, имея трек, то и дело сбивались, не видя следующей вешки, потому что в отсутствие ориентиров гравитация тянет по кратчайшему пути к центру планеты. Кроме трека, помогала и еле заметная тропа, которую от остальной поверхности плато отличало отсутствие крупных камней. Говорят, это остаток старой дороги геологов, заезжавших сюда в стародавние времени от Умбозера.
Час идет за часом, а конца и края этому нет. Мы по-прежнему ничего не видим вокруг, и только тикающие километры свидетельствуют о продвижении к финишу. Наконец выходим к неровной кромке курумника, почти отвесно уходящего вниз, однако нас это только радует, обещая скорое укрытие от ветра, хотя первые метры спуска приходится делать под мощными порывами. Лишь спустившись метров на 50, замечаем, что становится тише. Оборачиваемся наверх, кромка горы четка вырисовывается на фоне неба, и уж совершенно не верится в творящийся наверху адище. Теперь я с куда большим почтением смотрю на горные вершины, представляющиеся снизу столь покойными и безмятежными.
Двухкилометровый спуск приводит к дороге. Неужели теперь можно просто бежать до самого конца? Почти. Лишь через километр каменистая тропка по-над Вудяврйоком выводит на грунтовку. По ней мы и добираемся до финиша, реализуя мое последнее на сегодня желание — уложиться в сутки.
Мой результат 23:51. Получаю медаль-жетон с изображением петроглифов, найденными не так давно в этих местах. В теплый павильончик возле финиша приносят пластиковый туесок с контейнерами — сок, суп, салат и макароны с мясом, там же СВЧ-печка и чайник.
Стоит кому-то приотстать, и его уже едва видно в тумане. Хотя какой туман при таком ветре? Это просто непроницаемая пелена воды. Пару раз необъяснимым образом наступает прояснение, и тогда мы видим далеко внизу кромку плато. Но прояснение столь кратко, что мы скорее готовы счесть его за иллюзию, тем более, что ветер при этом ничуть не стихает. Не слабеет он и в редких ложбинах, свободно катясь по плоской поверхности плато. Как ни странно, под ветром устояло большинство вешек разметки — они вбиты на совесть, за что разметчикам безмерная благодарность. У нас был трек, но кто-то мог оказаться здесь с севшими часами, и тогда только разметка могла бы его спасти. Тем более, что маршрут проложен наискось склона, и даже мы, имея трек, то и дело сбивались, не видя следующей вешки, потому что в отсутствие ориентиров гравитация тянет по кратчайшему пути к центру планеты. Кроме трека, помогала и еле заметная тропа, которую от остальной поверхности плато отличало отсутствие крупных камней. Говорят, это остаток старой дороги геологов, заезжавших сюда в стародавние времени от Умбозера.
Час идет за часом, а конца и края этому нет. Мы по-прежнему ничего не видим вокруг, и только тикающие километры свидетельствуют о продвижении к финишу. Наконец выходим к неровной кромке курумника, почти отвесно уходящего вниз, однако нас это только радует, обещая скорое укрытие от ветра, хотя первые метры спуска приходится делать под мощными порывами. Лишь спустившись метров на 50, замечаем, что становится тише. Оборачиваемся наверх, кромка горы четка вырисовывается на фоне неба, и уж совершенно не верится в творящийся наверху адище. Теперь я с куда большим почтением смотрю на горные вершины, представляющиеся снизу столь покойными и безмятежными.
Двухкилометровый спуск приводит к дороге. Неужели теперь можно просто бежать до самого конца? Почти. Лишь через километр каменистая тропка по-над Вудяврйоком выводит на грунтовку. По ней мы и добираемся до финиша, реализуя мое последнее на сегодня желание — уложиться в сутки.
Мой результат 23:51. Получаю медаль-жетон с изображением петроглифов, найденными не так давно в этих местах. В теплый павильончик возле финиша приносят пластиковый туесок с контейнерами — сок, суп, салат и макароны с мясом, там же СВЧ-печка и чайник.
Я 32-й, всего финишировало 38 участников, 21 сошел.
Но откуда же еще пятеро за нами, если мы шли с замыкающим? Оказалось, что КВ на заброске продлили на 2 часа, но, насколько мне удалось понять, не смогли ни сообщить об этом на следующее ПП, ни известить директора гонки о том, что не сообщили. Само продление тоже не прошло гладко, нескольких участников, выпущенных с заброски последними, через километр остановили и вернули.
Когда мы с замыкающим прошли ПП-80, волонтеры снялись и последние участники встретили их на 79-м километре, возвращавшихся на квадриках. Погода была хорошая, и ребята пошли дальше, рассчитывая на ПП-91, но на склоне Каскаснюнчорра повстречали ветер, за несколько часов после нас еще усилившийся, а за пару км до Академического озера дошли до группы, на которую, по-видимому, уже вышли волонтеры с ПП-91, возвращавшиеся пешком против трека. Они показали направление на перевал Каскаснюнчорр, сказав, что за перевалом их заберут. Им пятерым пришлось преодолеть без трека подъем под бешеным ветром и дождем. Один из группы был местным и пошел вперед к базе МЧС, откуда прислали буханку, которая и забрала их внизу. Все кончилось хорошо…
Хибины-трейл оказался для меня самым сложным: трудность Эльбруса состоит только в возможном воздействии высоты, в Дагестане просто жесткий лимит, но технически сложнее всего именно здесь. Тут не взять голой силой, здесь мало чистого бега, нужен навык передвижения по камням. И, несмотря на слабый результат, я вполне доволен полученными впечатлениями и опытом. Понравился подход организаторов, больше полагающихся на здравый смысл участников и, даже требуя страховку, позволяющих самим выбрать сумму покрытия. Тут нет маршалов и страховщиков на веревках, не высчитывают количество бродов и не веселят песнями и плясками. И здесь отчетливо понимаешь, на что способны люди, хотя бы ненадолго оставленные попечением давно поехавших умом и совестью властей.
Но откуда же еще пятеро за нами, если мы шли с замыкающим? Оказалось, что КВ на заброске продлили на 2 часа, но, насколько мне удалось понять, не смогли ни сообщить об этом на следующее ПП, ни известить директора гонки о том, что не сообщили. Само продление тоже не прошло гладко, нескольких участников, выпущенных с заброски последними, через километр остановили и вернули.
Когда мы с замыкающим прошли ПП-80, волонтеры снялись и последние участники встретили их на 79-м километре, возвращавшихся на квадриках. Погода была хорошая, и ребята пошли дальше, рассчитывая на ПП-91, но на склоне Каскаснюнчорра повстречали ветер, за несколько часов после нас еще усилившийся, а за пару км до Академического озера дошли до группы, на которую, по-видимому, уже вышли волонтеры с ПП-91, возвращавшиеся пешком против трека. Они показали направление на перевал Каскаснюнчорр, сказав, что за перевалом их заберут. Им пятерым пришлось преодолеть без трека подъем под бешеным ветром и дождем. Один из группы был местным и пошел вперед к базе МЧС, откуда прислали буханку, которая и забрала их внизу. Все кончилось хорошо…
Хибины-трейл оказался для меня самым сложным: трудность Эльбруса состоит только в возможном воздействии высоты, в Дагестане просто жесткий лимит, но технически сложнее всего именно здесь. Тут не взять голой силой, здесь мало чистого бега, нужен навык передвижения по камням. И, несмотря на слабый результат, я вполне доволен полученными впечатлениями и опытом. Понравился подход организаторов, больше полагающихся на здравый смысл участников и, даже требуя страховку, позволяющих самим выбрать сумму покрытия. Тут нет маршалов и страховщиков на веревках, не высчитывают количество бродов и не веселят песнями и плясками. И здесь отчетливо понимаешь, на что способны люди, хотя бы ненадолго оставленные попечением давно поехавших умом и совестью властей.
За фотографии благодарю Григория Негина и Александра Романенко.
