North Coast
4 октября 2024
Давно известны красота и целебные свойства Северного Девона… а вышедший недавно роман профессора Кингсли породил особенный интерес публики к западной части прелестного и романтичного побережья. До сей поры лишь недостаток в приютах для путешественников препятствовал превращению его в семейный курорт для ищущих соединенных преимуществ морского купания с бодрящим атлантическим ветерком…
Northam Burrows Hotel and Villa Building Company (проспект, 1863)
Какие ассоциации вызывает слово «девон»? Пермь, юра, кембрий… Но, подобно его соседям по тезаурусу, это прежде всего географическое название, графство, наследующее древнему королевству Думнония. До сих пор признается старая этимология антиквария и герольда Уильяма Кэмдена (1551−1623), который производил имя племени думнониев от английского когната галльского dumnos и валлийского dwfn «глубокий», поясняя, что народ этот предпочитал жить не на высотах, а в глубоких долинах. Не исключено и родство с русской Дубной, если правы этимологи, возводящие ее название к балт. dubus «глубокий». Думнонии добывали олово и больше общались с Арморикой на другой стороне пролива, чем с юго-восточной Англией.
Девон занимает среднюю часть полуострова Корнуолл, омываемого водами двух каналов — Английского на юге и Бристольского на севере. И пусть нас не обманывает английское channel, в первом случае означающее пролив, а во втором залив (валлийцами именуемый Севернским морем, поскольку на востоке он переходит в устье Северна). Название полуострова не имеет отношения ̶н̶и̶ ̶к̶ ̶к̶о̶р̶о̶л̶я̶м̶,̶ ̶н̶и̶ ̶к̶ ̶к̶а̶п̶у̶с̶т̶е̶ ни к зернам, ни к стенам. Его первый элемент связан с horn «рог», отражая форму полуострова, а второй восходит к имени, присвоенному пришлыми германскими племенами местному романизированному населению и давшему названия другим таким же европейским народам — от валлонов до валахов, не говоря уже о валлийцах. Само же имя восходит к кельтскому племени вольков, об этимологии которого нет единого мнения.
Вдоль извилистой береговой линии Корнуолла от Стадленда в Дорсете до Майнхеда в Девоне проходит тысячекилометровый туристический маршрут North West Coast Path, бывшая патрульная тропа для выслеживания контрабандистов, старательно обходящая каждую бухточку и каждый мыс. Но мой маршрут много короче — это финальная часть Coast Path, по которой проложена трасса North Coast Trail, размеченная желудем. Забег проводится с 2019 года в моем любимом формате — малолюдном и без разметки — и предлагает три дистанции: 110 миль, 110 км и 55 км. Я выбрал первую, стартующую в 7.30, лимит 38 часов. На 64-м км в 20.30 к нам присоединится дистанция 110К, а на 119-м км через сутки после нашего старта — дистанция 55К. Общий финиш в Майнхеде.
Номинально 110М — это 174 км, но gps-трек построен настолько неаккуратно, со множеством спрямлений, что по карте получается только 171. Притянув его к тропам, я-таки получил номинальную длину. На трек также нанес некоторые сложные повороты, чтобы часы сигнализировали, давая понять, что здесь надо подумать. Что касается набора высоты, то организаторы честно пишут — около 6000 м. Точно померить его затруднительно, так как складывается он из десятков небольших подъемов от 20 до 60 м и лишь нескольких 200−300-метровых. Не представляю, как ориентировались те, кто скачал трек без корректировки, потому что он игнорирует не только мелкие петли, но и многие разветвления. Трек и характерные кусочки ниже.
Девон занимает среднюю часть полуострова Корнуолл, омываемого водами двух каналов — Английского на юге и Бристольского на севере. И пусть нас не обманывает английское channel, в первом случае означающее пролив, а во втором залив (валлийцами именуемый Севернским морем, поскольку на востоке он переходит в устье Северна). Название полуострова не имеет отношения ̶н̶и̶ ̶к̶ ̶к̶о̶р̶о̶л̶я̶м̶,̶ ̶н̶и̶ ̶к̶ ̶к̶а̶п̶у̶с̶т̶е̶ ни к зернам, ни к стенам. Его первый элемент связан с horn «рог», отражая форму полуострова, а второй восходит к имени, присвоенному пришлыми германскими племенами местному романизированному населению и давшему названия другим таким же европейским народам — от валлонов до валахов, не говоря уже о валлийцах. Само же имя восходит к кельтскому племени вольков, об этимологии которого нет единого мнения.
Вдоль извилистой береговой линии Корнуолла от Стадленда в Дорсете до Майнхеда в Девоне проходит тысячекилометровый туристический маршрут North West Coast Path, бывшая патрульная тропа для выслеживания контрабандистов, старательно обходящая каждую бухточку и каждый мыс. Но мой маршрут много короче — это финальная часть Coast Path, по которой проложена трасса North Coast Trail, размеченная желудем. Забег проводится с 2019 года в моем любимом формате — малолюдном и без разметки — и предлагает три дистанции: 110 миль, 110 км и 55 км. Я выбрал первую, стартующую в 7.30, лимит 38 часов. На 64-м км в 20.30 к нам присоединится дистанция 110К, а на 119-м км через сутки после нашего старта — дистанция 55К. Общий финиш в Майнхеде.
Номинально 110М — это 174 км, но gps-трек построен настолько неаккуратно, со множеством спрямлений, что по карте получается только 171. Притянув его к тропам, я-таки получил номинальную длину. На трек также нанес некоторые сложные повороты, чтобы часы сигнализировали, давая понять, что здесь надо подумать. Что касается набора высоты, то организаторы честно пишут — около 6000 м. Точно померить его затруднительно, так как складывается он из десятков небольших подъемов от 20 до 60 м и лишь нескольких 200−300-метровых. Не представляю, как ориентировались те, кто скачал трек без корректировки, потому что он игнорирует не только мелкие петли, но и многие разветвления. Трек и характерные кусочки ниже.
Из-за нашего Backyard Ultra Moscow, стартовавшего 28 и завершившегося 30 сентября, в предыдущие несколько дней спать удавалось от силы часа по три, а 12-часовой перелет и 6-часовой переезд почти меня доконали. Но до старта оставалось еще две ночи, первой из которых хватило, чтобы вполне вернуться к жизни. С женой и дочкой мы традиционно совмещаем мой трейл с поездкой и гулянием по округе. Поселились в Хартленде неподалеку от старта и на следующий день по узкому серпантину с карманами для разъезда спустились к точке старта — бывшей рыбацкой деревушке Хартленд-Пристань (Hartland Quai). Портовые сооружения давно разбило штормами, а рыбные и соляные амбары на единственной улочке еще в XIX веке превратились в гостиницы. Берег сложен из слоистых скал, усеянных морскими блюдечками, меньше всего напоминающими что-то живое: твердые и неподатливые, эти брюхоногие кажутся окаменевшими остатками подводной жизни, обнаженными отливом. Однако, приложив большое усилие, их удается сдвинуть с места и подцепить за край. Возмущенное блюдечко немедленно выпускает лужицу воды, заботливо сбереженной, чтобы переждать полусуточное безводье. Самопросветительским издевательством над безответными морскими тварями мы занимались до тех пор, пока нас не прогнал прилив, быстро покрывший блюдечки, избавив от опасений, что из-за наших манипуляций они могли пересохнуть.
Утром приезжаем на старт в кромешной тьме, на парковке только машины организаторов и нескольких участников, остальных скоро доставит трансфер с финиша. Холодно, пронзительный ветер с моря, вылезать не хочется. Демонстрирую фонарь и краешек мембранной ветровки, которую, впрочем, тут же натягиваю, получаю пакет и коротаю время в машине. В обязательное снаряжение также входит запасной фонарь, теплый нижний слой и bivi-bag, который в Англии обычно требуют вместо формального термоодеяла. К лямке жилета приматывают трекер, по которому за мной можно будет следить онлайн. Стартовый пакет состоит из номера без чипа и четырех булавок — на 20% скуднее, чем год назад на Snowdon Ultra Trail. Впрочем, в запасной мне не отказывают. А булавки хороши — толсты и упруги, здесь в них знают толк, как-никак мы на их родине.
Между тем светает, народ прибывает. На дистанцию зарегистрировано 34 участника, стартовали 33. Это рекорд забега (на 110 км было 18 участников, на 55 км — 41). Еще несколько дней назад прогноз обещал непрерывный дождь, но пока что сухо, а накануне днем было даже жарко. Почти все с голыми ногами, но я после долгих раздумий решаю бежать в тайтсах и шортах: лучше перетерпеть дневную жару, притом никем не гарантированную, чем терять время на утепление перед следующей ночью.
Короткий и маловнятный (для меня) брифинг, из которого улавливаю, однако, что первая половина первой трети будет потяжелей, а вторая полегче. Впрочем, это ясно и из профиля трассы. Собираемся в мерзлую кучку, обратный отсчет, погнали. Ну как погнали? Побрели в горку.
До первого чек-пойнта 35 км, затем перегоны начнут уменьшаться: 29, 29, 23, 23, 19 и 16 км. Ручьев ожидается немало, но это на крайний случай, в округе много овец. Поэтому с собой запасная бутылочка с водой, полутора литров по нежаркой погоде должно хватить на самый длинный перегон. На крайний случай есть немного наличных — по пути будут населенные пункты.
Глаза слепит восходящее солнце. Гоню мысль о том, что предстоит увидеть и второй восход и при наилучшем раскладе финиширую за 31−32 часа, а при плохом… нет предела совершенству, а 38 часов я уже бегал. Но для этого, как я заключил из протоколов прошедших трейлов, хорошо бы добраться до второго ПП за 9−10 часов. Сложна эта трасса вовсе не длиной и не набором — подъемы и спуски утомляют не столько сложностью, сколько обилием и однообразием, — а ориентированием, особенно там, где тропинки расходятся под острым углом. На моих часах карты нет, а по отклонению трека далеко не всегда можно понять, которая из них моя. В таких случаях приходится обращаться к телефону с оффлайновой картой, но даже по ней направление не всегда очевидно, и приходится пробежать сколько-то по тропинке, чтобы удостовериться, что она правильная. Или нет. На это уходит время, особенно с учетом достать-надеть-снять-спрятать очки.
Миную камень, установленный в память о HMHS Glenart Castle, госпитальном судне, потопленном в 25 милях отсюда немецкой подлодкой в ночь на 26 февраля 1918 года, когда оно, по всем правилам обозначенное множеством зеленых и красных огней, направлялось в Брест за ранеными и находилось в водах, в которых Германия обязалась соблюдать Гаагскую конвенцию. Погибло 153 члена команды, лишь 29 спаслись.
Глаза слепит восходящее солнце. Гоню мысль о том, что предстоит увидеть и второй восход и при наилучшем раскладе финиширую за 31−32 часа, а при плохом… нет предела совершенству, а 38 часов я уже бегал. Но для этого, как я заключил из протоколов прошедших трейлов, хорошо бы добраться до второго ПП за 9−10 часов. Сложна эта трасса вовсе не длиной и не набором — подъемы и спуски утомляют не столько сложностью, сколько обилием и однообразием, — а ориентированием, особенно там, где тропинки расходятся под острым углом. На моих часах карты нет, а по отклонению трека далеко не всегда можно понять, которая из них моя. В таких случаях приходится обращаться к телефону с оффлайновой картой, но даже по ней направление не всегда очевидно, и приходится пробежать сколько-то по тропинке, чтобы удостовериться, что она правильная. Или нет. На это уходит время, особенно с учетом достать-надеть-снять-спрятать очки.
Миную камень, установленный в память о HMHS Glenart Castle, госпитальном судне, потопленном в 25 милях отсюда немецкой подлодкой в ночь на 26 февраля 1918 года, когда оно, по всем правилам обозначенное множеством зеленых и красных огней, направлялось в Брест за ранеными и находилось в водах, в которых Германия обязалась соблюдать Гаагскую конвенцию. Погибло 153 члена команды, лишь 29 спаслись.
Тропа то ныряет почти до самого моря, то возносится к вершине холма, то обводит вдоль внутренней части овечьего пастбища с калитками на входе и на выходе. На очередном выгоне вижу своеобразный тюк из заботливо собранной овечьей шерсти, который при ближайшем рассмотрении тоже оказывается овцой, но сильно растрепанной.
В подъемы энергично захожу без палок, вниз аккуратно сбегаю, а плоского пока почти нет. Становится жарковато, теряю пять минут, чтоб снять и убрать ветровку, жалея, что не стартовал без нее. Наша небольшая кучка растянулась и я вижу иногда лишь несколько участников, а порой только слышу — когда впереди или позади хлопает калитка, которую надо непременно закрыть за собой, чтобы пленные овцы не разбежались. Часто попадается новый для меня и самый неудобный вид запора — накидной крючок. Если он не с той стороны, с которой подбегаешь, его неудобно отпирать, а если с той — запирать. В первом случае засада еще в том, что ты не знаешь, что там крючок и сперва пытаешься нащупать привычную защелку. И последний недостаток такого запора в том, что калитку нельзя захлопнуть за собой, как снабженную тем или иным видом защелки. Впрочем, и такие не всегда захлопываются под действием противовеса или сильного удара, а ты уже успел отбежать на десяток метров. И вот, не услышав характерного хлопка за спиной, мучаешься дилеммой — вернуться или шут с ней, закроет следующий бегун или пешеход. К стыду своему, далеко не всегда мне доставало моральной силы вернуться. Надеюсь, ни одна овца из-за меня не сбежала.
Впрочем, количество пастбищ и, соответственно, калиток в этих краях не идет ни в какое сравнение с Холмистым краем, где за сто миль мне пришлось их отпереть и запереть не меньше сотни.
В подъемы энергично захожу без палок, вниз аккуратно сбегаю, а плоского пока почти нет. Становится жарковато, теряю пять минут, чтоб снять и убрать ветровку, жалея, что не стартовал без нее. Наша небольшая кучка растянулась и я вижу иногда лишь несколько участников, а порой только слышу — когда впереди или позади хлопает калитка, которую надо непременно закрыть за собой, чтобы пленные овцы не разбежались. Часто попадается новый для меня и самый неудобный вид запора — накидной крючок. Если он не с той стороны, с которой подбегаешь, его неудобно отпирать, а если с той — запирать. В первом случае засада еще в том, что ты не знаешь, что там крючок и сперва пытаешься нащупать привычную защелку. И последний недостаток такого запора в том, что калитку нельзя захлопнуть за собой, как снабженную тем или иным видом защелки. Впрочем, и такие не всегда захлопываются под действием противовеса или сильного удара, а ты уже успел отбежать на десяток метров. И вот, не услышав характерного хлопка за спиной, мучаешься дилеммой — вернуться или шут с ней, закроет следующий бегун или пешеход. К стыду своему, далеко не всегда мне доставало моральной силы вернуться. Надеюсь, ни одна овца из-за меня не сбежала.
Впрочем, количество пастбищ и, соответственно, калиток в этих краях не идет ни в какое сравнение с Холмистым краем, где за сто миль мне пришлось их отпереть и запереть не меньше сотни.
11 км. Начинается дремучий лес, Beckland wood, плечи дерут цеплючие стебли, свисающие с ветвей, колючие оболочки каштанов мягко пружинят под ногами, мощные корни служат ступеньками. Солнце больше не слепит, зато приходит другая беда — часы все чаще требуют калибровки, то есть широко помахать рукой. Наконец, в глубокой лесной лощине они окончательно теряют спутники, не реагируя даже на режим определения местоположения, в котором вроде бы потребляют повышенную мощность для нахождения спутников. Перспектива бежать следующие 160 км по треку в телефоне не радует: электричества в авиарежиме с двумя пауэрбанками общей емкостью 12 А·ч хватит, но непрестанная возня с телефоном отравит все удовольствие. К счастью, через пару километров трек выводит на лысую вершину, где связь восстанавливается. В дальнейшем удается откупаться от капризов часов всего лишь регулярной разминкой плечевого сустава.
15 км. Обегаем поверху деревню Clovelly, когда-то принадлежавшую Вильгельму Завоевателю. Многажды переходя из рук в руки, она до сих пор остается в частном владении. Вход платный, а въезда нет вовсе, потому что она расположена на 130-метровой скале (откуда, по-видимому, и название — от др.-англ. cloh «ущелье»). Всё нужное доставляется с верхней парковки на осликах, запряженных в волокуши, а ненужное на них же спускается в гавань.
22 км. Древняя деревня Bucks Mills на ручье, питавшем некогда мельницы. В Елизаветинскую эпоху прибрежная скала была взорвана тогдашним владельцем-джентри, пожелавшим иметь небольшую личную гавань, остатки которой до сих пор видны при низкой воде. Благодаря этому образовался проход к морю, в который я теперь и спустился. Часы уверенно уводят с тропы вверх по дороге прочь от моря, но через двести метров теряют трек. Телефонная карта утверждает, что следовало бежать прямо, но продолжения тропы не видно, передо мной непрерывный ряд домов. К счастью, прохожий, узнав, куда я направляюсь, указывает на еле заметный промежуток между заборами, который и есть продолжение тропы.
22 км. Древняя деревня Bucks Mills на ручье, питавшем некогда мельницы. В Елизаветинскую эпоху прибрежная скала была взорвана тогдашним владельцем-джентри, пожелавшим иметь небольшую личную гавань, остатки которой до сих пор видны при низкой воде. Благодаря этому образовался проход к морю, в который я теперь и спустился. Часы уверенно уводят с тропы вверх по дороге прочь от моря, но через двести метров теряют трек. Телефонная карта утверждает, что следовало бежать прямо, но продолжения тропы не видно, передо мной непрерывный ряд домов. К счастью, прохожий, узнав, куда я направляюсь, указывает на еле заметный промежуток между заборами, который и есть продолжение тропы.
На многих склонах устроены земляные ступеньки, укрепленные деревянным подступёнком. Подниматься по ним удобно, если наступать на деревяшку, проступь же обычно глубоко вытоптана и вместо спокойного спуска получаются прыжки. После ста км они станут довольно болезненны. Проще спускаться сбоку от ступенек, но не всегда есть такая возможность.
– Так вот ты какая с западного боку, мамаша-Темза, сплошь дворцы да хоромы.
– Зрелище и вправду впечатляет, однако самой ей некогда глазеть. Река вечно торопится в море, море в океан, а океан на запад. Всё и вся рвется на запад. Быть может, и мы когда-нибудь двинемся этим путем.
– Что за чепуху ты болтаешь?
– Я говорю лишь, что океан следует за небесным перводвигателем, а он вращается с востока на запад.
Чарльз Кингсли. На запад!
33 км. Спускаюсь к курортному городку под названием Westward Ho! В мире не так много топонимов, содержащих знак пунктуации, и достойную конкуренцию ему составляет разве что канадский приход Saint-Louis-du-Ha! Ha! со своим заковыристым генезисом. Первую на девонском побережье гостиницу, построенную в 1855 году и существующую и поныне, назвали, для привлечения внимания клиентов, в честь бестселлера того года, каковое имя перешло со временем на весь поселок. Действие исторического романа Чарльза Кингсли (1819−1875) происходит в Елизаветинскую эпоху и начинается в соседнем Бидефорде: непутевый юноша присоединяется к Фрэнсису Дрейку (кстати, здешнему уроженцу, родившемуся в Тавистоке в самом сердце Девона; правда, вскоре его отец-священник, спасаясь от папистов, перевез семью на восток) и отправляется биться с испанцами. Как и все молодые люди в округе, он влюблен в местную красавицу, однако та сбегает, причем с испанцем. Это не приносит ей счастья, и она гибнет вместе с возлюбленным на костре инквизиции. Главный герой пуще прежнего вызверяется на испанцев и громит Непобедимую Армаду, однако в море ужасная молния выжигает ему глаза. Он верно понимает намек и прощает своих врагов. В названии романа обыгрывается возглас лондонских лодочников «Эгей, на запад!», которым они, наряду с «Эгей, на восток!», призывали пассажиров последовать с ними в одном из двух возможных направлений по реке. Сам автор был недоволен туристической возней, опасаясь, что она разрушит грубую красоту места, и только чек на приятную сумму убедил его присутствовать на открытии гостиницы, но больше он там не появлялся.
В 1874 году здесь был основан United Services College — школа-пансион для сыновей офицеров и гражданских служащих, готовившая их к военной службе. Дешевизна земли вокруг недавно возникшего курорта позволила школе приобрести 12 домов для учеников и устроить поля для футбола и крикета. В 1878 году сюда поступил тринадцатилетний Киплинг.
В 1874 году здесь был основан United Services College — школа-пансион для сыновей офицеров и гражданских служащих, готовившая их к военной службе. Дешевизна земли вокруг недавно возникшего курорта позволила школе приобрести 12 домов для учеников и устроить поля для футбола и крикета. В 1878 году сюда поступил тринадцатилетний Киплинг.
На входе в городок ошибаюсь, взяв в сторону от моря, когда улицы решили разойтись под острым углом. После давешнего глюка километраж на часах сбился, и они явно завышают на пару км, но я помню, что ПП расположен на дальней окраине и пока что бегу мимо небольших гостиниц и кафе, откуда вкусно тянет выпечкой. Начинается пляжная застройка и вот, наконец, показываются характерные каплевидные флаги-виндеры — мне туда. Ан нет, флаги не т. е. Да тут всё в этих виндерах! Чуть не перед каждой пляжной забегаловкой свой, а моих не видно. Закрадывается мысль, не пропустил ли я ПП. И не то, чтобы нужна была еда, и вода едва почата, но надо отметиться — нас особо предупредили, потому что большинство ПП расположено в конце небольших реверсов и их легко пропустить. Однако я хорошо помню, что как раз здесь ответвления нет. Пляжные кафешки кончились, дальше голый пляж и парковки. В недоумении встаю, карта в телефоне не помогает. Надо было нанести на нее не только повороты, но и ПП, но я не догадался. Спрашиваю прохожего, но он не знает, только интересуется, куда меня несет, и, услышав, «Minehead», восклицает: «Oh my!» (Чтоб меня!). Делать нечего, не возвращаться же. Продумывая оправдание (реверса нет, по трекеру видно, что я тут был, расстояние не сократил), трушу дальше в направлении парковки, въезд на который перекрывает шлагбаум. Без особой надежды спрашиваю про чек-пойнт, и, о радость, вахтерша говорит, что он дальше. Ну да кому ж и знать, если она их запускала? И верно, через полкилометра посреди пустынной в это время года парковки — правильные флаги с правильными столами и волонтерами.
Еды небогато, из фруктов два банана (сожрал оба, надеюсь, не последние), еще незнакомые мне квадратные кондитерские штучки — беру одну, вкусная, но, на мой взгляд, мало полезная на бегу. Зато кола в изобилии, а это в нашем деле главное. Вода, как водится в Англии, водопроводная.
Мне кажется, что иду где-то в самом конце, и действительно, здесь я был 22-м из 33 участников. Но следующие 50 км — более или менее плоская часть маршрута, постараюсь наверстать, пока свеж. Палки до сих пор не вынимал, приберегая на вторую часть пути.
Еды небогато, из фруктов два банана (сожрал оба, надеюсь, не последние), еще незнакомые мне квадратные кондитерские штучки — беру одну, вкусная, но, на мой взгляд, мало полезная на бегу. Зато кола в изобилии, а это в нашем деле главное. Вода, как водится в Англии, водопроводная.
Мне кажется, что иду где-то в самом конце, и действительно, здесь я был 22-м из 33 участников. Но следующие 50 км — более или менее плоская часть маршрута, постараюсь наверстать, пока свеж. Палки до сих пор не вынимал, приберегая на вторую часть пути.
Покинув ПП, огибаю полуостров по самой кромке, под ногами плотный песок и волны мелкой гальки, явной тропы нет, выбираю места посуше. Отлив обнажил илистое дно маршей, в котором за тысячелетия сформировались глубокие каналы. По ним ходят люди и разглядывают что-то интересное. Зимой марши служат прибежищем для множества птиц с Атлантики. Название маршей Skern может быть связано с ПИЕ *sker «грязь», «навоз» (однако русский когнат вовсе не «скверна», как может показаться, а «скора»).
В 878 г. здесь высадился датский викинг Убба Рагнарссон, возглавлявший часть Великой Языческой армии, напавшей на англо-саксонские королевства. В битве при Кинвинте он был разгромлен и убит то ли местным эрлом Оддой, то ли самим Альфредом Великим. А один из береговых выступов носит название Bloody Corner. В этом месте в 1069 г. сыновья последнего англо-саксонского короля Англии Гарольда II Годвинсона, погибшего тремя годами ранее в битве при Гастингсе, потерпели поражение от норманнов и вынуждены были оставить Девон завоевателям.
За километровым водным пространством виден другой берег, но дотуда мне почти сорок километров. Здесь сливаются реки То и Торридж, их единый эстуарий мне и предстоит обежать. Их истоки находятся всего в 26 милях друг от друга, устья образуют единый эстуарий, но различие их характеров отразилось даже в названиях: Taw происходит от др.-англ. tavuy «спокойный» (как и Темза), а Torridge — от кельтского «беспокойный». Во время сильных дождей Торридж выходит из берегов и подвержен одним из самых высоких в Британии приливам. На протяжении веков капризная река время от времени меняла место впадения в море к отчаянию местных купцов.
На западном берегу Торриджа расположен город Бидефорд, от Bytheford «у брода». Поселение возникло там, где путешественникам приходилось подолгу дожидаться отлива, когда только и можно было пересечь реку по песчаному дну. При этом уровень воды в долине постепенно повышался, делая нижние броды все менее пригодными. К XIV веку гоняться за бродами всем надоело, и в нескольких километрах от устья построили Длинный мост, один из самых протяженных средневековых мостов в Англии (222 ярда), по которому мне надо пересечь реку, чтобы попасть в деревню East the Water (Восточное Заречье).
На дальнем конце Длинного моста прежде стояла часовня, где уже во вполне просвещенном 1682 году содержались до отправки на суд три местные женщины, обвинявшиеся в ведовстве. Их казнь в Эксетерском замке неподалеку отсюда стала последним надежно задокументированным случаем охоты на ведьм в Англии.
В 878 г. здесь высадился датский викинг Убба Рагнарссон, возглавлявший часть Великой Языческой армии, напавшей на англо-саксонские королевства. В битве при Кинвинте он был разгромлен и убит то ли местным эрлом Оддой, то ли самим Альфредом Великим. А один из береговых выступов носит название Bloody Corner. В этом месте в 1069 г. сыновья последнего англо-саксонского короля Англии Гарольда II Годвинсона, погибшего тремя годами ранее в битве при Гастингсе, потерпели поражение от норманнов и вынуждены были оставить Девон завоевателям.
За километровым водным пространством виден другой берег, но дотуда мне почти сорок километров. Здесь сливаются реки То и Торридж, их единый эстуарий мне и предстоит обежать. Их истоки находятся всего в 26 милях друг от друга, устья образуют единый эстуарий, но различие их характеров отразилось даже в названиях: Taw происходит от др.-англ. tavuy «спокойный» (как и Темза), а Torridge — от кельтского «беспокойный». Во время сильных дождей Торридж выходит из берегов и подвержен одним из самых высоких в Британии приливам. На протяжении веков капризная река время от времени меняла место впадения в море к отчаянию местных купцов.
На западном берегу Торриджа расположен город Бидефорд, от Bytheford «у брода». Поселение возникло там, где путешественникам приходилось подолгу дожидаться отлива, когда только и можно было пересечь реку по песчаному дну. При этом уровень воды в долине постепенно повышался, делая нижние броды все менее пригодными. К XIV веку гоняться за бродами всем надоело, и в нескольких километрах от устья построили Длинный мост, один из самых протяженных средневековых мостов в Англии (222 ярда), по которому мне надо пересечь реку, чтобы попасть в деревню East the Water (Восточное Заречье).
На дальнем конце Длинного моста прежде стояла часовня, где уже во вполне просвещенном 1682 году содержались до отправки на суд три местные женщины, обвинявшиеся в ведовстве. Их казнь в Эксетерском замке неподалеку отсюда стала последним надежно задокументированным случаем охоты на ведьм в Англии.
Его имя было Тарка – так называли выдр люди, жившие в стародавние времена в хижинах на болоте, от которых сохранились лишь земляные и каменные круги. Имя означало «речной скиталец» или «переменчивый, как вода».
Генри Уильямсон. Выдра по имени Тарка.
Вода в реке течет только посередине, а речные обочины, прилегающие к набережной, представляют собой грязь, в которой на приколе стоят лодки и яхты, дожидаясь прилива. Увлеченный этим унылым зрелищем, пропускаю памятник выдре Тарка, который хотел посмотреть (но нашлись посмотревшие за меня), а потом еще и ошибаюсь — единственный раз за гонку в свою пользу. С Длинного моста сворачиваю налево вдоль Торриджа, тогда как надо было пробежать еще метров сто и повернуть на парковую дорожку, параллельную реке. Вскоре эти пути сливаются, и здесь наш трек соединяется с маршрутом, названном в честь выдры. «Выдра по имени Тарка: его счастливая водная жизнь и кончина в Двуречье» — самая успешная книга крайне плодовитого автора Генри Уильямсона (1895−1977), изданная в 1927 г. и неоднократно переиздававшаяся. В тридцатых автор пережил увлечение фашизмом, примкнув к Освальду Мосли, и после начала войны даже посидел в тюрьме, причем больше всего в фашистской идее его очаровали спортивно-туристические достижения гитлерюгенда, с которыми он познакомился в 1936 году, посетив конгресс национал-социалистов в Нюрнберге. Все это не помешало ему остаться уважаемым писателем и натуралистом, воспевавшем природу Северного Девона.
Tarka Trail — самый протяженный в Англии пешеходный и велосипедный маршрут, представляющий собой 180-мильную восьмерку от Оукхэмптона на юге до Линтона на севере с Барнстеплом посередине. По нему мне предстоит бежать следующие 90 километров до Линмута. Он был открыт в 1992 г., а начинался в 1986 г. с участка неиспользуемой ж/д между Барнстеплом и Бидефордом, от которой остались уютные кирпичные мостики и тоннели да стометровый кусочек путей, который я миную, едва покинув Восточное Заречье. Больше всего средств при устройстве тропы было потрачено на ремонт мостов через Торридж, а особый Выдровый офицер следил за тем, чтобы не вышло ущерба среде обитания выдр.
Виды по левую руку не меняются - мелководье и илистое дно, лишь исправные лодки и яхты сменились догнивающими развалюхами. Но это уже не Торридж, а То, которую мне надо пересечь через 7 километров в Барнстепле, главном города Северного Девона, известном с Х века. Название его происходит от слов bearde "бердыш" и stapol "столб"; здесь располагался сторожевой пост на административной границе. Место было выбрано неслучайно, это ближайшая к Бристольскому каналу точка, где можно было пересечь реку. Многие здешние названия сохраняют сокращенное название Barum от лат. Barnastapolitum, как то местная футбольная команда и пивоварня.
Вдоль тропинки то и дело встречается ворсянка. Нежная на вид, на ощупь она оказывается весьма жестка и колюча. В стародавние времена ее головки использовали для ворсования ткани, откуда и название, а потом выдумали кардоленты, и теперь она просто радует глаз, рельефно вырисовываясь на фоне неба и воды.
Вдоль тропинки то и дело встречается ворсянка. Нежная на вид, на ощупь она оказывается весьма жестка и колюча. В стародавние времена ее головки использовали для ворсования ткани, откуда и название, а потом выдумали кардоленты, и теперь она просто радует глаз, рельефно вырисовываясь на фоне неба и воды.
Время перевалило за полдень, часы при размеренном беге текут незаметно, припекает, дело доходит до запасной бутылочки с водой. И вот уже чуть больше километра до второго ПП, надо лишь найти дорожку, ведущую на современный мост через То, но трек опять показывает что-то замысловатое, и я просто подымаюсь на мост по крутому откосу.
64 км, ПП-2 Барнстепл. После моста небольшой реверс, волонтер снова показывает направление там, где оно очевидно, хотя возле самого здания мало понятно, как попасть внутрь. Потыкавшись в разные ворота, попадаю в нужные, где у входа поджидают жена с дочкой — они катаются по живописным окрестностям, отслеживая мое передвижение. Чек-пойнт расположен в местном регбийном клубе, основанном в 1877. Его злейший соперник в последние сто лет — Бидефордский клуб, и их ежегодное дерби собирает массу болельщиков, даром что сейчас они играют в разных лигах — Барнстепл в пятой, а Бидефорд — в шестой.
64 км, ПП-2 Барнстепл. После моста небольшой реверс, волонтер снова показывает направление там, где оно очевидно, хотя возле самого здания мало понятно, как попасть внутрь. Потыкавшись в разные ворота, попадаю в нужные, где у входа поджидают жена с дочкой — они катаются по живописным окрестностям, отслеживая мое передвижение. Чек-пойнт расположен в местном регбийном клубе, основанном в 1877. Его злейший соперник в последние сто лет — Бидефордский клуб, и их ежегодное дерби собирает массу болельщиков, даром что сейчас они играют в разных лигах — Барнстепл в пятой, а Бидефорд — в шестой.
Время 17.15, до второго ПП удается добраться немного быстрее 10 часов. Через три часа отсюда стартует дистанция 110 км. Интересно, как быстро догонят меня их лидеры?
В холле клуба несколько мужиков угрюмо жуют пиццу и макароны с кетчупом, всем своим видом выражая, что никуда не торопятся. Но мне засиживаться некогда. Здесь я уже 22-й, но никто из этих участников меня потом не догнал — то ли финишировали позже, то ли сошли. К помещению примыкает кухонька, откуда приносят воду и горячее. Хватаю томатный суп-пюре, слишком горячий, разбавляю колой, заедаю мясным пирогом с вафлями и шоколадками, несколько штук беру с собой, бананов снова нет.
Выйдя с ПП, сперва никак не могу найти выход на трек и бессмысленно мечусь по двору, не в силах припомнить, как попал сюда десять минут назад. Все же, потыкавшись туда-сюда, нахожу правильный выход. Первые пол километра нажравшемуся организму не бежится, но плоскими участками разбрасываться не приходится, заставляю себя побежать и скоро вхожу в ритм. Средний темп отлипает от 10 мин/км, чтобы в конце плоского 50-километрового участка дойти аж до 8.52, после чего он уже будет только расти. А пока я бегу, наслаждаясь движением и видами, время от времени меня обгоняют велосипедисты, предупредительно сигналя издалека, а я учусь расходиться со встречными правым бортом.
Каждый встречный и поперечный считает своим долгом подбодрить: Well done!, Hold on! и прочее в том же духе.
В холле клуба несколько мужиков угрюмо жуют пиццу и макароны с кетчупом, всем своим видом выражая, что никуда не торопятся. Но мне засиживаться некогда. Здесь я уже 22-й, но никто из этих участников меня потом не догнал — то ли финишировали позже, то ли сошли. К помещению примыкает кухонька, откуда приносят воду и горячее. Хватаю томатный суп-пюре, слишком горячий, разбавляю колой, заедаю мясным пирогом с вафлями и шоколадками, несколько штук беру с собой, бананов снова нет.
Выйдя с ПП, сперва никак не могу найти выход на трек и бессмысленно мечусь по двору, не в силах припомнить, как попал сюда десять минут назад. Все же, потыкавшись туда-сюда, нахожу правильный выход. Первые пол километра нажравшемуся организму не бежится, но плоскими участками разбрасываться не приходится, заставляю себя побежать и скоро вхожу в ритм. Средний темп отлипает от 10 мин/км, чтобы в конце плоского 50-километрового участка дойти аж до 8.52, после чего он уже будет только расти. А пока я бегу, наслаждаясь движением и видами, время от времени меня обгоняют велосипедисты, предупредительно сигналя издалека, а я учусь расходиться со встречными правым бортом.
Каждый встречный и поперечный считает своим долгом подбодрить: Well done!, Hold on! и прочее в том же духе.
69 км. Слева бесконечный забор Королевской военно-морской базы Чивнор (RM Chivenor), устроенной на основе гражданского аэродрома в 1940 г. Дорожка ведет вдоль берега реки, а потом вдоль моря. За забором чисто выметено и ни души. От самого Барнстепла позади бежит необыкновенно румяная девушка. Бежим по дорожке вдоль шоссе, каждые несколько сотен метров перелезая невысокую преграждающую путь стенку. Непонятно, зачем она сделана – от велосипедистов? Удобнее было бы перейти на шоссе, и, будь я один, так бы и поступил, но трек явно ведет по дорожке, а в нескольких сотнях позади упорно держится румяная девушка, и мне неудобно. Вероятно, ей тоже. Так и трюхаю, время от времени поднимая уже тяжелеющие ноги, чтобы преодолеть бетонное препятствие. Через несколько километров дорожка сливается с шоссе, но вскоре трек уводит на поросшие кустарником песчаные дюны. Разговорившись с девушкой, узнаю, что это ее третий стомильник, а вскоре она меня обгоняет и скрывается в сгущающихся сумерках.
Рядом с дорогой танк "Кромвель", восстановленный из найденных неподалеку частей. Во время войны он использовался в качестве учебной цели.
Рядом с дорогой танк "Кромвель", восстановленный из найденных неподалеку частей. Во время войны он использовался в качестве учебной цели.
73 км. Небольшой участок так называемой Американской дороги, проложенной во время войны американцами от моря к своему тренировочному лагерю..
Смеркается, неровности на дороге мутнеют, но для фонаря еще рановато. Время от времени на хорошем грейдере попадаются неглубокие рытвины, обведенные синей краской — то ли для привлечения внимания водителей, то ли — дорожных рабочих, которым надлежит их засыпать. Семь вечера, под кронами деревьев уже совсем темно, следующие 12 часов придется провести с фонарем.
Смеркается, неровности на дороге мутнеют, но для фонаря еще рановато. Время от времени на хорошем грейдере попадаются неглубокие рытвины, обведенные синей краской — то ли для привлечения внимания водителей, то ли — дорожных рабочих, которым надлежит их засыпать. Семь вечера, под кронами деревьев уже совсем темно, следующие 12 часов придется провести с фонарем.
83 км. Снова начинаются подъемы, достаю палки. Спуски бегутся уже не так свободно, чувствуется дискомфорт в квадрах. Огибаю деревню Kroyde, названную то ли в честь викинга Crydda, то ли от корнуоллского curd «поселение среди холмов». На здешних песчаных пляжах, напоминающими участок «Омаха» в Нормандии, назначенный американцам для высадки — с крутыми обрывами и редкими узкими долинами, ведущими вглубь побережья, — они тренировались начиная с 1943 года.
Стемнело. Ночные часы запомнились плохо, слившись в непрерывное движение за световым пятном под ногами.
94 км — ПП-3 в клубе городка Woolacombe («волчье ущелье»). Пол пути позади. Снова заплутал, выбрав не ту улицу, но решаю не возвращаться, все равно обходной путь длиннее. Чтобы попасть в клуб, пришлось пробежать почти километр. Восемь веков с 1133 по 1948 г. Вулакум с прилегающими землями и пляжами находился в собственности семейства Чичестер. Последняя владелица завещала земли Национальному фонду, основанному в 1895 г. для охраны «берегов, сельской местности и зданий Англии, Уэльса и Северной Ирландии». Доливаю воды, пью колу, бананов нет.
Следующие несколько километров тянутся песчаные дюны вокруг деревни Мортхоу, упоминаемой еще в «Книге Страшного суда» — поземельной переписи 1085−1086 гг., проведенной по повелению Вильгельма Завоевателя, пожелавшего составить опись своих новых владений. Благодаря расположению на опасном мысу Морт-пойнт, далеко выдающемся в море, деревня вплоть до XIX века служила пристанищем контрабандистам и мародерам, грабившим потерпевшие крушение корабли. Хочется назвать их кораблекрушителями, тем более, что иногда они действительно зажигали фальшивые маяки. Но чаще они дожидались естественного развития события, и добычи им хватало. Отсюда и народное толкование названия — «мыс смерти», хотя более вероятно, что оно восходит к др.-англ. *murt «приплюснутый», по форме мыса.
Черное звездное небо обещает ясную и сухую погоду — вопреки прогнозам еще двухдневной давности. С холмов отчетливо видны огни на дальнем уэльском берегу.
Стемнело. Ночные часы запомнились плохо, слившись в непрерывное движение за световым пятном под ногами.
94 км — ПП-3 в клубе городка Woolacombe («волчье ущелье»). Пол пути позади. Снова заплутал, выбрав не ту улицу, но решаю не возвращаться, все равно обходной путь длиннее. Чтобы попасть в клуб, пришлось пробежать почти километр. Восемь веков с 1133 по 1948 г. Вулакум с прилегающими землями и пляжами находился в собственности семейства Чичестер. Последняя владелица завещала земли Национальному фонду, основанному в 1895 г. для охраны «берегов, сельской местности и зданий Англии, Уэльса и Северной Ирландии». Доливаю воды, пью колу, бананов нет.
Следующие несколько километров тянутся песчаные дюны вокруг деревни Мортхоу, упоминаемой еще в «Книге Страшного суда» — поземельной переписи 1085−1086 гг., проведенной по повелению Вильгельма Завоевателя, пожелавшего составить опись своих новых владений. Благодаря расположению на опасном мысу Морт-пойнт, далеко выдающемся в море, деревня вплоть до XIX века служила пристанищем контрабандистам и мародерам, грабившим потерпевшие крушение корабли. Хочется назвать их кораблекрушителями, тем более, что иногда они действительно зажигали фальшивые маяки. Но чаще они дожидались естественного развития события, и добычи им хватало. Отсюда и народное толкование названия — «мыс смерти», хотя более вероятно, что оно восходит к др.-англ. *murt «приплюснутый», по форме мыса.
Черное звездное небо обещает ясную и сухую погоду — вопреки прогнозам еще двухдневной давности. С холмов отчетливо видны огни на дальнем уэльском берегу.
Тарка пролез через спускные ворота пруда, принюхиваясь к просмоленному дереву, и прокрался через щель в стене, которой оканчивался сад. Река протекала под стеной, окружавшей погост, и мимо хижины под соломенной крышей, где перед открытым очагом, уставившись на пылающие сучья вяза, сидели человек, собака и кошка.
106 км — Ilfracombe, от личного имени Ælfred, lfriþ или Ælferhð и combe. В округе много названий, содержащих этот элемент, восходящий к др.-англ. comb — лесная долина. В Илфракуме окончил дни Генри Уильямсон. Городок тянется три километра вдоль моря, заканчиваясь у холма Хиллсборо, напоминающего слона, погрузившего хобот в море (его тут так и называют — Спящий слон). В конце XIX века муниципалитет выкупил холм, чтобы спасти от застройки и сберечь для прогулок. На одном из выступающих мысов в трех километрах от города сохранилось городище думнонов Железного века, наполовину съеденное эрозией. Название холма, как водится, переосмыслено, а изначально это было Hele’s borough, т. е. поселение некоего Хеле. Впрочем, ничего этого я в темноте не вижу.
Дорожка снова спускается к самому морю, в конце длинная удобная лестница, но, оказавшись на галечном пляже, никакого продолжения тропы не вижу. Сыро, дует ветер, с шипением накатывает невидимый прибой, свет фонаря выхватывает из темноты только поросший колючкой крутой склон. Эх, снова не туда. Ползу по лестнице обратно.
Дорожка снова спускается к самому морю, в конце длинная удобная лестница, но, оказавшись на галечном пляже, никакого продолжения тропы не вижу. Сыро, дует ветер, с шипением накатывает невидимый прибой, свет фонаря выхватывает из темноты только поросший колючкой крутой склон. Эх, снова не туда. Ползу по лестнице обратно.
Следуя за Белянкой, Тарка промчался по пляжу, уткнув нос между лапами, и забежал в песчаный холм, сея за собой красно-оранжевые семена, выпадавшие из лопнувших высохших коробочек клоповника. Пересек пустынную дорогу, скользнул меж прошлогодних стеблей крестовника и ворсянки, взлетел по крутому заросшему склону, продрался через заросли орляка, дрока и ежевики. Здесь он наткнулся на голову кролика, пойманного Белянкой, и, задумчиво посвистывая, покатал ее лапами.
118 км, ПП-4 Combe Martin. Очередной курортный городок, протянувшийся от моря вдоль речки Амбер, образуя самую длинную улицу в Англии — 3.2 км, но до сити-офиса, где устроен ПП, всего полтора км. Сориентироваться помогает маршал на перекрестке. Улица тянется и тянется в небольшой подъем, но я все равно бегу, рассчитывая отдохнуть во время еды. Ночной город мертвенно пуст, лишь несколько отяжелевших от еды стомильников попадается навстречу. Миную знаменитый Карточный дом — пивную Pack O' Cards, построенную около 1790 года удачливым игроком Джорджем Леем. Дом занимает площадь 52 на 53 фута, что символизирует колоду карт с джокером; в нем 4 этажа, по 13 комнат и каминов на каждом этаже и 52 лестницы. До введения в 1796 году оконного налога окон тоже было 52, но часть для экономии заложили. Сейчас там трехзвездочная гостиничка на шесть номеров.
На ПП снова бананы — второй и последний раз. Доливаю воды, следующий перегон всего 23 км, но запасную бутылочку не выливаю, она не мешает. В этот раз вода с каким-то марганцовистым привкусом, так что на оставшемся пути предпочитаю пить из второй бутылочки, в которой растворил таблетку изотоника.
Теперь уже я отяжелел от еды, и под горку пока не бежится. Кроме того, почему-то начинает болеть левая лодыжка. С чего бы вдруг? Единственное объяснение — тугая гамаша постоянно прижимала ее к краю кроссовка. Выбираю крылечко повыше и снимаю гамашу — действительно полегчало, а косточка при надавливании болела еще неделю, благо, что на бегу никак не ощущалась. Через некоторое время на всякий случай снимаю и вторую гамашу. Не везет мне с ними — то спадают, то обмерзают, то вот давят куда не след. Никак не подберу хорошие.
Время 4.30, через три часа отсюда стартует 55К.
Теперь уже я отяжелел от еды, и под горку пока не бежится. Кроме того, почему-то начинает болеть левая лодыжка. С чего бы вдруг? Единственное объяснение — тугая гамаша постоянно прижимала ее к краю кроссовка. Выбираю крылечко повыше и снимаю гамашу — действительно полегчало, а косточка при надавливании болела еще неделю, благо, что на бегу никак не ощущалась. Через некоторое время на всякий случай снимаю и вторую гамашу. Не везет мне с ними — то спадают, то обмерзают, то вот давят куда не след. Никак не подберу хорошие.
Время 4.30, через три часа отсюда стартует 55К.
На пути в Илфракум я миновал Линмут, чудеснейшее из мест, не считая Синтры и Аррабиды, какие мне довелось видеть. Здесь встречаются две реки – ты знаешь эти горные потоки, стекающие каждый по своему ущелью, нескончаемым водопадом перекатываясь по гигантским камням; за местом слияния они сразу же впадают в море, все вместе порождая единый гул…
Взойдя по серпантину из Линмута, попадаешь на тропинку, плавно сбегающую в Долину камней, поистине величайшее из чудес Западной Англии, которое привлекло бы множество посетителей, будь здешние дороги проходимы для экипажей. Вообрази узкую долину меж двух весьма крутых гребней… усеянную огромными камнями и обломками и сплошь заросшую папоротником; южный гребень покрыт дерном, северный же начисто лишен растительности и почвы, обнажая самые кости и хребет земли; скала нависает над скалой, камень лезет на камень, образуя ужасные нагромождения. Не без труда добрался я до самой высокой точки... и взор мой немедленно обратился вниз к морю, достигая самой дальней дали. Никогда я так глубоко не ощущал одиночества.
Роберт Саути. Письмо Джону Мэю. Август 1799.
The Valley of Rocks до сих пор отмечена на картах, но, как ни хотелось мне увидать эту волшебную картину (или хотя бы удостовериться, что ныне она вовсе не такова), предутренняя тьма не дает мне такой возможности. Сразу после Кум Мартина предстоит подъем на две горы, Малый и Большой Вешатель. Однако в кромешной тьме я понимаю, что поднялся на первую из них, только увидев соответствующую табличку. Лишь здесь меня нагоняет второй соточник — через три часа после первого! Сообщаю ему, что их лидер — супермен, он согласно кивает и уходит вперед. Недолгий спуск и снова подъем, на этот раз на Большой Вешатель. Это самый высокий приморский утес в Англии (318 м) c 250-метровым обрывом. По легенде, как-то раз здесь остановился отдохнуть овцекрад. Овца исхитрилась обернуть вокруг шеи похитителя веревку, стягивавшую ее ноги, она затянулась и задушила вора. Но почему же тогда «вешатель», а не «висельник»? Полагают более вероятным, что этот плод народной этимологии восходит к герм. hang «склон» и валл. Mynydd «гора».
Тропа ведет по дремучему лесу, то и дело пересекая ручейки, которые можно переходить по камешкам. На одном из переходов догоняю давешнего соточника, он стоит прямо в воде. На недоуменный вопрос отвечает, что так он охлаждает ступни. Где ж он так успел набегаться, что аж пятки горят?
Под деревом валяется яблоко. Обронил кто? Может, тут яблоня? В темноте непонятно. Но яблоко хорошее, и я не могу пройти мимо. Вспоминаются последние километры Elbrus Race, там тоже на дороге попалось яблоко, но нагнуться за ним я уже не мог, пришлось прибегнуть к помощи палки. Сейчас же я без труда подбираю его — как приятно кислое после почти суток сладостей!
Тропа ведет по дремучему лесу, то и дело пересекая ручейки, которые можно переходить по камешкам. На одном из переходов догоняю давешнего соточника, он стоит прямо в воде. На недоуменный вопрос отвечает, что так он охлаждает ступни. Где ж он так успел набегаться, что аж пятки горят?
Под деревом валяется яблоко. Обронил кто? Может, тут яблоня? В темноте непонятно. Но яблоко хорошее, и я не могу пройти мимо. Вспоминаются последние километры Elbrus Race, там тоже на дороге попалось яблоко, но нагнуться за ним я уже не мог, пришлось прибегнуть к помощи палки. Сейчас же я без труда подбираю его — как приятно кислое после почти суток сладостей!
Начиная с 7 часов вечера вода быстро поднималась и к девяти часам через нашу гостиницу мчалась лавина воды, неся с горы валуны и сметая двери, окна и стены. Через полчаса постояльцы покинули первый этаж, через десять минут затопило второй, и мы поднялись на верхний этаж, где и провели ночь…
Выглянув в окно, мы увидели, что троих людей смыло в море. Нам удалось втащить их через окно. К утру камни громоздились под окном на высоту 20 футов.
Sunday Express, Aug. 1952
140 км, ПП-5. Линмут расположен при впадении в море рек Вест- и Ист-Лин, что дает право называть его Усть-Лин (что, собственно, и означает Lynmouth). Попадаю в него по крутому спуску, пройдя под линией невидимого в темноте фуникулера, действующего с 1890 г. — сперва как грузовой, а с 1947 г. в основном как пассажирский. Подъемник соединяет прибрежный Линмут с расположенным на 210 м выше Линтоном (ферма на Лине). Это первый в Англии и самый высокий и крутой водяной фуникулер в мире. Под днищем каждого из вагончиков устроен резервуар на три тонны воды, которую выпускают из нижнего вагона до тех пор, покуда верхний не перевесит и система не придет в движение. Наверху воду доливают, а поступает она самотеком из Вест-Лина, так что фуникулер почти не расходует искусственной энергии.
Чек-пойнт находится в Музее наводнения. 14 августа 1952 над побережьем Эксмура разразился шторм, выпало более двух метров осадков, со склонов снесло камни и деревья, запрудившие Вест-Лин. Когда завал прорвало, все это обрушилось на Линмут, унеся 34 жизни и разрушив половину зданий в городе.
ПП никак не обозначен, и если бы не волонтер, буквально ухвативший меня за пуговицу, я бы проскочил мимо. Пополняю воду, наливаюсь колой, фруктов нет. Впрочем, для энергоснабжения вполне достаточно и колы. Кроме нее, за трейл потребил два геля, три вафли и пару кусков пирога, последние — более для удовольствия, нежели для пользы. Голода не испытывал, хватило внутренних жиров, коих израсходовал 3 кг.
Здесь я уже 13-й, и эта позиция сохранится до конца.
Напротив музея в 2017 году установлен памятник Путешественнику. Здесь соединяются четыре пешеходных маршрута: Тропа Кольриджа, Юго-западная тропа, Тропа Тарки и Тропа двух болот (Two Moors Way, соединяющая Дартмур и Эксмур, откуда и название — от -moor «болотистая местность»). Путешественник протягивает руку для пожатия, и мало кто пренебрегает этой возможностью. Я пренебрег, потому что просто не заметил в темноте, а фото сделал на другой день после финиша, когда мы приехали сюда погулять.
Чек-пойнт находится в Музее наводнения. 14 августа 1952 над побережьем Эксмура разразился шторм, выпало более двух метров осадков, со склонов снесло камни и деревья, запрудившие Вест-Лин. Когда завал прорвало, все это обрушилось на Линмут, унеся 34 жизни и разрушив половину зданий в городе.
ПП никак не обозначен, и если бы не волонтер, буквально ухвативший меня за пуговицу, я бы проскочил мимо. Пополняю воду, наливаюсь колой, фруктов нет. Впрочем, для энергоснабжения вполне достаточно и колы. Кроме нее, за трейл потребил два геля, три вафли и пару кусков пирога, последние — более для удовольствия, нежели для пользы. Голода не испытывал, хватило внутренних жиров, коих израсходовал 3 кг.
Здесь я уже 13-й, и эта позиция сохранится до конца.
Напротив музея в 2017 году установлен памятник Путешественнику. Здесь соединяются четыре пешеходных маршрута: Тропа Кольриджа, Юго-западная тропа, Тропа Тарки и Тропа двух болот (Two Moors Way, соединяющая Дартмур и Эксмур, откуда и название — от -moor «болотистая местность»). Путешественник протягивает руку для пожатия, и мало кто пренебрегает этой возможностью. Я пренебрег, потому что просто не заметил в темноте, а фото сделал на другой день после финиша, когда мы приехали сюда погулять.
На фоне светлеющего небо рельефно вырисовывается лошадь, но пока я достаю телефон, она успевает опустить голову, и так и осталась в этой позе, невзирая на уговоры. За это на фото она вышла похожей на бизона.
Хватай увидал коричневую головку и с торжествующим лаем ринулся на берег. Он схватил, высоко поднял Тарку, размахивая его тельцем во все стороны, и свалился в воду. Люди увидели на поверхности воды окровавленную голову Тарки рядом с головой Хватая и услышали визг, когда Тарка вцепился ему в глотку, после чего собака с выдрой погрузились в воду. С невидимого речного ложа всплыли, закрутились и вновь ушли на дно почернелые и облепленные тиной дубовые листья. Прилив уже остановился и река обратилась вспять, а люди всё ждали, уставившись на воду, покуда не появилось тело гончей, тяжелое и безжизненное; течение повлекло его в водяной пене. И пока они стояли в молчании, из глубины поднялся и лопнул большой пузырь, а они все смотрели; потом в несущейся к морю воде всплыл еще пузырь, и третий, а больше ничего.
Здесь я расстаюсь с тропой имени Выдры по имени Тарка. Она уходит на юг в дебри Эксмура, а я — вдоль берега на восток. Обегаю Масляный холм, а через несколько километров — холм Сахарная голова. Уже долгое время то обгоняю в подъемы, то отстаю на спусках и ровном от участника, бегущего без палок. Подъемы даются ему тяжело, зато он явно ориентируется лучше меня и за счет моих постоянных мелких ошибок легко отыгрывает потерянное в горку. Наконец пристраиваюсь рядом. Он бразилец — второй из двух иностранцев на этом забеге, и пару лет назад уже бегал эту дистанцию. В тот раз пробежал за 34 часа и теперь улучшить результат не надеется. Зачем тогда бежит? Друзья позвали. Позвали, да видно бросили. Или он их… Сейчас ему тяжко, и после подъема он часто садится на пенек или скамейку передохнуть, я ухожу вперед, но он всякий раз догоняет. Все же иногда ошибается и он, вдвоем ориентирование удается куда лучше. Однако, когда трек в очередной раз начинает странно крутиться, он решает свернуть с лесной дороги на уходящую в лесную расщелину тропку. Я сомневаюсь и останавливаюсь свериться в телефоне, чтобы убедиться, что тропка неверная. Кричу, но он уже не слышит, а я выхожу на верную дорогу и снова остаюсь один.
Светает. Километр за километром тропа вьется по лесу, повторяя извивы береговой линии: длинный спуск, внизу по камешкам перейти ручей, подъем, траверс с видом на море и снова спуск к очередному ручью. Иногда для разнообразия вместо камешков романтично-замшелый мостик.
Светает. Километр за километром тропа вьется по лесу, повторяя извивы береговой линии: длинный спуск, внизу по камешкам перейти ручей, подъем, траверс с видом на море и снова спуск к очередному ручью. Иногда для разнообразия вместо камешков романтично-замшелый мостик.
С досадной регулярностью продолжаю совершать мелкие ошибки, каждая обходится метров в 200 и минут в 10 (включая время на осознание ошибки и понимание, куды ж бечь; иногда вариантов даже больше двух — очень уж много тропинок в здешних лесах.
Попадаются и проезжие дороги. Встречные машины трогательно уступают путь, особенно на подъеме — стоят и ждут наверху, пока я не пробегу, хотя места бы хватило разъехаться двум автобусам. Приходится даже помахать им рукой, чтобы ехали. Думаю, на такое способны только люди, знающие толк в беге.
149 км. Лесная дорожка плавно поворачивает вправо и уходит в легкий уклон от моря. Снова шурую палками, как вдруг часы вибрируют сход. Вернувшись к началу подъема, встречаю бразильца, воспрянувшего от ночного упадка, некоторое время держусь за ним, но вниз угнаться не могу, в итоге он финиширует в получасе передо мной.
Тропа возвращается к морю и плавно спускается по зеленому ковру, можно разбежаться, но бег продолжается недолго — запнувшись, с размаху валюсь на левый бок, как раз, где в кармане шорт лежат очки. Только что обогнавшие меня бегуны с других дистанций немедленно останавливаются, предлагая помощь, но я кричу, что все в порядке (и даже очки уцелели). Дальше бегу аккуратнее, несвежие ноги могут подвести в любой момент.
Попадаются и проезжие дороги. Встречные машины трогательно уступают путь, особенно на подъеме — стоят и ждут наверху, пока я не пробегу, хотя места бы хватило разъехаться двум автобусам. Приходится даже помахать им рукой, чтобы ехали. Думаю, на такое способны только люди, знающие толк в беге.
149 км. Лесная дорожка плавно поворачивает вправо и уходит в легкий уклон от моря. Снова шурую палками, как вдруг часы вибрируют сход. Вернувшись к началу подъема, встречаю бразильца, воспрянувшего от ночного упадка, некоторое время держусь за ним, но вниз угнаться не могу, в итоге он финиширует в получасе передо мной.
Тропа возвращается к морю и плавно спускается по зеленому ковру, можно разбежаться, но бег продолжается недолго — запнувшись, с размаху валюсь на левый бок, как раз, где в кармане шорт лежат очки. Только что обогнавшие меня бегуны с других дистанций немедленно останавливаются, предлагая помощь, но я кричу, что все в порядке (и даже очки уцелели). Дальше бегу аккуратнее, несвежие ноги могут подвести в любой момент.
До последнего ПП всего 2 километра, больше ошибаться не хочется, и я увязываюсь за двумя девушками 55К, которые бегут уверенно, то ли зная трассу, то ли имея более свежий мозг, то ли просто умея лучше ориентироваться, чем я. Держаться непросто, тропинка становится крутой и прыжки неприятно отдаются в квадрах. Впереди очередное пастбище, я немного приотстал и мне кажется, что последняя из девушек придерживает мне калитку. Из вежливости ускоряюсь, но это совершенно посторонняя девушка. Заперев за мной калитку, она обгоняет нас по траве и, первой добежав до следующей калитки, открывает и держит перед нами. Мы благодарим ее, а она весело убегает назад. Не знаю, кто она — волонтер или просто сочувствующая, но с ее стороны это было очень мило.
С палками в руках — убирать некогда — продолжаю преследовать девушек.
159 км, ПП-6. Вот и последний чек-пойнт в деревне Porlock Weir, от др.-англ. port loca «загородь у гавани», а weir означает «запруда». Замысловатое название отражает здешний старинный промысел — устройство ловушек для лосося, приходящего на нерест. При низком отливе с пляжа виден затопленный лес. 7−9 тысяч лет назад, когда Бристольский залив был ниже, эта местность находилась в нескольких милях от берега.
Держу в голове — не забыть палки. Кажется, впервые в жизни прибегаю на ПП с палками в руках и слишком много повидал бедолаг, грустно возвращающихся за забытыми палками на ПП. Здесь для разнообразия бледные арбузы и кисточка винограда. Несмотря на бледность, арбуз вкусный (или кажется таковым после 30 часов колы с вафлями). Внезапно меня окликают — жена с дочкой приехали и сюда, чтобы меня проведать. Мне кажется, что арбуз я ем весьма скромно и умеренно, но меня на прощание обзывают арбузной машиной. Больше здесь поживиться нечем, спрашиваю волонтера, куда бежать (на ПП вечно теряешь ориентацию), и он, вместо того, чтобы просто показать направление, начинает подробно объяснять: 400 м по шоссе, потом свернуть, дальше все равно не запоминаю. Но трек указывает поворот налево на пляж уже через сто метров. Останавливаюсь в недоумении: шоссе вроде бы идет вдоль пляжа, но кто знает, какой там сворот? Спокойней двигаться по треку, и я спускаюсь на пляж, покрытый крупным булыжником, волнами спускающимся к морю. Метрах в двухстах замечаю бразильца, значит все верно. Во впадинах мокро, стараюсь идти по гребням булыжных волн, бежать неудобно. Трек уходит на травку в сторону от моря и приводит к ручью, вокруг мокро, впереди забор с колючкой. Похоже, я все-таки забрел не туда, но делать нечего. Приходится наконец промочить ноги, перелезаю через колючку, и вот я снова на треке. Вокруг заросли ежевики, но в это время она уже не сочная и невкусная, хотя выглядит все так же соблазнительно.
Дорожка приводит к единственному за весь путь серьезному подъему: за два километра набираю по серпантину 400 м, за каждым поворотом открывается все новый вид на пустынный, без единого суденышка, Бристольский канал и и дальний уэльский берег. Ветер то отчаянно холодит тело, и я натягиваю бафф¸то совершенно стихает, и я его сдираю. За мной держатся два участника с 55К, они без палок, и мой темп их вполне устраивает. На выполаживании, однако, они уходят вперед и постепенно скрываются из виду. Остается меньше 10 километров, которые тянутся особенно медленно. Ничего не болит, особой усталости нет, но хочется уже побыстрее закончить. Перестаю смотреть на часы. Если просто переставлять ноги, финиш наступит сам собою. После бродика почему-то начинает натирать в одной подошве, но финиш так близок, что такой пустяк не стоит внимания.
Тропа вьется по-над морем по траверсу холма, по другую сторону которого местность именуется Minehead Without — Замайнхедье. У тропы памятник экипажу бомбардировщика B-24 Libarator, разбившегося здесь 30 октября 1942 при возвращении на базу в Хэмпшире с патрулирования Бискайского залива в поисках немецкого флота. Из семерых спасся лишь сержант Деннис Пасс. Ему повезло дважды — годом раньше его самолет упал в бирманских джунглях. В 1983 г. они с женой установили памятную табличку на месте гибели самолета, а в 2017 здесь был открыт монумент. Пасс умер в 2015.
С палками в руках — убирать некогда — продолжаю преследовать девушек.
159 км, ПП-6. Вот и последний чек-пойнт в деревне Porlock Weir, от др.-англ. port loca «загородь у гавани», а weir означает «запруда». Замысловатое название отражает здешний старинный промысел — устройство ловушек для лосося, приходящего на нерест. При низком отливе с пляжа виден затопленный лес. 7−9 тысяч лет назад, когда Бристольский залив был ниже, эта местность находилась в нескольких милях от берега.
Держу в голове — не забыть палки. Кажется, впервые в жизни прибегаю на ПП с палками в руках и слишком много повидал бедолаг, грустно возвращающихся за забытыми палками на ПП. Здесь для разнообразия бледные арбузы и кисточка винограда. Несмотря на бледность, арбуз вкусный (или кажется таковым после 30 часов колы с вафлями). Внезапно меня окликают — жена с дочкой приехали и сюда, чтобы меня проведать. Мне кажется, что арбуз я ем весьма скромно и умеренно, но меня на прощание обзывают арбузной машиной. Больше здесь поживиться нечем, спрашиваю волонтера, куда бежать (на ПП вечно теряешь ориентацию), и он, вместо того, чтобы просто показать направление, начинает подробно объяснять: 400 м по шоссе, потом свернуть, дальше все равно не запоминаю. Но трек указывает поворот налево на пляж уже через сто метров. Останавливаюсь в недоумении: шоссе вроде бы идет вдоль пляжа, но кто знает, какой там сворот? Спокойней двигаться по треку, и я спускаюсь на пляж, покрытый крупным булыжником, волнами спускающимся к морю. Метрах в двухстах замечаю бразильца, значит все верно. Во впадинах мокро, стараюсь идти по гребням булыжных волн, бежать неудобно. Трек уходит на травку в сторону от моря и приводит к ручью, вокруг мокро, впереди забор с колючкой. Похоже, я все-таки забрел не туда, но делать нечего. Приходится наконец промочить ноги, перелезаю через колючку, и вот я снова на треке. Вокруг заросли ежевики, но в это время она уже не сочная и невкусная, хотя выглядит все так же соблазнительно.
Дорожка приводит к единственному за весь путь серьезному подъему: за два километра набираю по серпантину 400 м, за каждым поворотом открывается все новый вид на пустынный, без единого суденышка, Бристольский канал и и дальний уэльский берег. Ветер то отчаянно холодит тело, и я натягиваю бафф¸то совершенно стихает, и я его сдираю. За мной держатся два участника с 55К, они без палок, и мой темп их вполне устраивает. На выполаживании, однако, они уходят вперед и постепенно скрываются из виду. Остается меньше 10 километров, которые тянутся особенно медленно. Ничего не болит, особой усталости нет, но хочется уже побыстрее закончить. Перестаю смотреть на часы. Если просто переставлять ноги, финиш наступит сам собою. После бродика почему-то начинает натирать в одной подошве, но финиш так близок, что такой пустяк не стоит внимания.
Тропа вьется по-над морем по траверсу холма, по другую сторону которого местность именуется Minehead Without — Замайнхедье. У тропы памятник экипажу бомбардировщика B-24 Libarator, разбившегося здесь 30 октября 1942 при возвращении на базу в Хэмпшире с патрулирования Бискайского залива в поисках немецкого флота. Из семерых спасся лишь сержант Деннис Пасс. Ему повезло дважды — годом раньше его самолет упал в бирманских джунглях. В 1983 г. они с женой установили памятную табличку на месте гибели самолета, а в 2017 здесь был открыт монумент. Пасс умер в 2015.
Догнав парня и девушку с 55К, пользуюсь ими как ориентирами, едва поспевая по крутым лестницам и тропинкам. Наконец тропа спускается на широкую грунтовку, ребята, видя моя спешку, пропускают, и я бегу под легкий уклон по лесной дороге, которая, как я полагаю, ведет в город. Смотрю, сколько остается набрать высоты — ноль. Однако грунтовка вдруг снова уходит наверх. Палки убраны, доставать неохота и я снова топаю пешком, упирая руки в бедра. Однако метров через триста, бросив взгляд на часы, вижу отклонение. Зараза… Возвращаюсь и замечаю стрелку и ответвление влево, которое вообще-то трудно было не заметить — если бы не взгляд, упертый в землю, и не 34-й час в движении.
Последний крутой спуск к прибрежному парку, снова бегу и в парке снова обгоняю ребят с 55 км (не знаю уж, что они обо мне подумали). Остается километр, бегу по мостовой, тротуара тут нет, только у самого финиша начинается променад. Вот впереди флаг, ускоряюсь, слышу «Great finish», организатор Джастин жмет руку и вручает пряжку. Фотографируемся перед памятником, символизирующим крайнюю точку тысячемильной Юго-западной тропы и имеющим вид развернутой карты, которую держат две руки.
Мне предлагают подкрепиться и я сгоряча соглашаюсь, однако получаю лишь стакан давно осточертевшей колы. Делать нечего, из вежливости выпиваю.
Финишировал тринадцатым, 12 участников сошло, время 33.47 (у победителя 24.55, у второго 28.16). Километраж мои часы показали сильно завышенный, а по треку слежения вышло 175. Результатом не очень доволен, при большей внимательности минут сорок точно можно было бы скинуть. Зато процесс, как обычно, был прекрасен и увлекателен.
Мне предлагают подкрепиться и я сгоряча соглашаюсь, однако получаю лишь стакан давно осточертевшей колы. Делать нечего, из вежливости выпиваю.
Финишировал тринадцатым, 12 участников сошло, время 33.47 (у победителя 24.55, у второго 28.16). Километраж мои часы показали сильно завышенный, а по треку слежения вышло 175. Результатом не очень доволен, при большей внимательности минут сорок точно можно было бы скинуть. Зато процесс, как обычно, был прекрасен и увлекателен.
